|
Поняв Гальбу, решила Валерия, ей будет легче понять и Британию, эту суровую, неприветливую страну, куда ее забросила судьба. И раз уж ей предстоит тут жить, хорошо бы узнать как можно лучше образ мышления здешних жителей. Она мало знала о географии — ей обучали в основном мальчиков, но мысль о далеких странах всегда разжигала ее любопытство. Иногда, совсем еще ребенком, Валерия пряталась за драпировками в столовой в доме ее отца и жадно слушала, как его гости, перекрикивая друг друга, спорят о далеких землях, войнах и торговых союзах, упоминая названия земель, которых она и представить себе не могла. И вот теперь она видит их собственными глазами.
— Я римский солдат. Но я никогда не видел Рима. Стало быть, и ей тоже известно нечто такое, чего не знает он. — А хотели бы? На один короткий миг их взгляды встретились, и Валерия могла бы поклясться, что в глазах Гальбы мелькнуло выражение голодной тоски. «Интересно, чего ему не хватает? — гадала она. — Рима? Или родины? А может, дружбы?» — Когда-то хотел. Ну а теперь… нет, не думаю. Мне кажется, сейчас Рим бы меня разочаровал. Валерии вдруг захотелось его подразнить. — А я-то думала, все дороги ведут в Рим. — Мой Рим — это граница, госпожа. А все, что меня интересует, — петрианская конница. Возможно, вам это покажется странным, но мой легион — это все, что у меня есть. Только сейчас до нее вдруг дошло, что это значит, и острое чувство вины как ножом полоснуло ее по сердцу. Выходит, бедняга вынужден охранять ту, что невольно стала причиной его унижения! Из-за нее его понизили в должности… — Но легионом петрианцев теперь командует мой будущий муж. Вы, должно быть, возненавидели нас… — «Останется ли он верным присяге? — мелькнуло у Валерии в голове. — Может ли Марк ему доверять?» — Свой долг нельзя возненавидеть, госпожа. — Она почувствовала молчаливый упрек и слегка покраснела. — К тому же фортуна переменчива, знаете ли… — Трибун ударил шпорами коня и галопом поскакал вперед. Иногда, когда они останавливались на ночлег на казенном постоялом дворе, одном из тех, что были разбросаны вдоль дороги через каждые двадцать пять миль, Валерия ловила на себе взгляд Гальбы. Но он всегда старался держаться на почтительном расстоянии. «Почему?» — гадала она. Давно успев привыкнуть к восторженным мужским взглядам, Валерия почти сразу приметила во взглядах Гальбы хорошо знакомое выражение, сказавшее ей о том, что и он тоже не остался равнодушным к ее красоте. Но было в нем еще нечто такое, чего она не понимала. Как будто суровый трибун все еще не мог разобраться в своих чувствах к ней. С апломбом, свойственным юности, Валерия нисколько не сомневалась, что умеет читать в душах мужчин, толпами увивавшихся за ней в Риме, словно в открытой книге, — она без труда разгадывала все их хитроумные планы и могла легко направить томившие их желания в нужное ей русло. Но сейчас она терялась в догадках… Валерия никак не могла понять, какие чувства испытывает к ней этот поседелый, хмурый, могучий человек. Заинтригован он, или это не более чем досада? Что на него так подействовало — ее высокое положение? Или же он наповал сражен ее юностью и красотой? — Не обращайте внимания, госпожа, — твердил Тит. — Он у нас такой. Каждого нового человека он оценивает, как торговец свой товар, а взгляд у него — как у орла. И сам молчун, и не особо прислушивается к тому, о чем болтают другие. Не обижайтесь, ладно? Он со всеми такой, не только с вами. — Из-за этого своего молчания он выглядит таким грозным… — И сам это знает, — хихикнул Тит. |
