— Что ж, надо отдать честь старшему трибуну — у него по крайней мере хватило мужества откровенно сказать, что он думает.

— Или же он просто не разобрал вкус вашего вина. Пусть он попробует еще раз. — Юноша ободряюще улыбнулся.

— Нет никакой нужды пробовать это вино еще раз, — рыкнул Гальба. — Я просто сказал то, что думаю!

— Но я настаиваю на том, чтобы вы попробовали его более внимательно! — вцепился в него Клодий. — Докажите, что высказанное вами мнение не было чересчур поспешным.

Старший трибун нахмурился, но остальные выжидающе уставились на него, и он, почувствовав на себе их взгляды, повелительно махнул рукой рабыне, которая уже вернулась. Она снова наполнила его чашу, успев соблазнительно прислониться к нему крутым бедром. На этот раз Гальба, вместо того чтобы разом осушить чашу до дна, осторожно сделал несколько маленьких глотков, покатал вино во рту, потом поставил чашу на стол и вежливо улыбнулся:

— Послушайте, Квинт, я ведь не говорил, что вино плохое. Однако местное вино есть местное вино…

— Я сожгу свои винодельни! — плаксиво объявил хозяин. — И прикажу порубить виноградные лозы!

— Полноте, — мягко перебил его Клодий. — Не стоит так отчаиваться. Ведь наш уважаемый эксперт сейчас пробовал вовсе не ваше вино, любезный Квинт. Вместо местного вина ему подали великолепное и очень дорогое вино, которое я лично привез сюда из Италии!

— Что-о?!

— Я велел вашей рабыне поменять кувшины.

— Не понимаю…

— Видите ли, у меня с самого начала было подозрение, что наш уважаемый старший трибун попросту ничего не смыслит в винах.

В комнате повисла гнетущая тишина, как бывает перед грозой.

— Его суждение не было оскорбительным, вовсе нет — просто чересчур поспешным и абсолютно неверным, — невозмутимо продолжал Клодий. — Ваше вино превосходно, дорогой Квинт. И позвольте принести вам свои извинения за тех из гостей, кто невольно обидел вас.

В глазах Квинта заметалась тревога.

— Не нужно мне никаких извинений! Все, чего я хотел, — это услышать непредвзятое мнение!

— Ты желаешь оскорбить меня, мальчик? — Голос Гальбы, о котором на мгновение все забыли, прогремел в комнате, словно раскаты грома.

— Вовсе нет. Просто хотел добиться правды, о которой вы все время твердили.

Гальба, широко раскрыв глаза, смотрел на Клодия так, будто не верил собственным ушам.

— Имейте в виду, старший трибун, вашими угрюмыми усмешками вам меня не запугать.

— И все-таки, — заикаясь, вмешался побледневший Квинт — при мысли о том, что ссоры не избежать, он насмерть перепугался и сейчас из кожи вон лез, чтобы поскорее затушить еще не успевший разгореться скандал, — сам я лично предпочитаю привозное вино.

— Так продавайте пшеницу в обмен на вино! — любезно предложил Клодий с таким видом, будто именно он, и никто другой, сидел сейчас в губернаторском кресле. — Шерстяные ткани — на лен. А свинец — на железо. Пусть в каждой провинции производят что-то свое — то, что лучше, чем в других уголках империи.

— Вот-вот, — ехидно поддакнул Глидас, — рискуя, что в любой момент разразится война и унесет с собой все труды целого года!

— Какая еще война? О чем это вы?

— Да все о том же! Императору неможется. Говорят, он уже не встает. А его наследнику всего восемь лет. Ничего нет ужаснее, чем войны за трон — именно они когда-то заставили меня бежать из Галлии и искать спасения в этой стране.