— Я действительно об этом не думала. Не было времени. Я просто действовала, как и в тот раз.

— Юный Дэви ни при каких обстоятельствах не имел права замахиваться на Хода кинжалом. А Ход был вправе его наказать. Вы вмешались напрасно. Но, будь вы даже и правы, вы все равно повели себя глупо. Рядом слуги, мои и ваши. Если вы испугались за жизнь мальчика, следовало просто закричать. Вы хозяйка и можете приказать слугам вмешаться в случае опасности.

— Но я велела Ходу не…

— И вы думаете, что он выполнил бы ваш приказ? — ледяным тоном перебил ее Керкхилл. — Должен был, но не подчинился. И, когда он ослушался вашего приказа, вам, маленькой и слабой женщине, следовало трижды подумать, прежде чем вмешиваться.

Фиона нахмурилась, понимая, однако, что Керкхилл прав. И опять он отнял у нее возможность сказать ему об этом.

— Фиона, настало время взять себя в руки, — сказал он. — Действительно пора. Вы не бережете себя, грубите. Сегодня вы вышли за рамки допустимого, вашим гостям уж точно незачем такое терпеть. Вы часто кричите на Флори. Кричите на меня. Я слышал, как вы кричите на мать, даже на матушку Битон и бог весть на кого еще! Попробуй я хоть раз заговорить в подобном тоне с матерью, отец тут же окоротил бы меня так, что я запомнил бы это на всю жизнь. Вам придется научиться себя вести, пусть даже без хорошей взбучки.

Слезы снова не заставили себя ждать, но Фиона их быстро утерла. Незачем ему видеть, что она плачет! Ясно, он прав. Угодил в самую точку.

— Вы должны перед ними извиниться, девочка.

Ее глаза мгновенно высохли.

— Перед всеми?

— Да, и поскорее. Я подозреваю, что завтра в это время их здесь уже не будет.

— Они уезжают! Из-за меня?

— Нет. Просто я собираюсь отправить Джеймса назад в Керкхилл, чтобы приглядывать там за делами, как и было между нами условлено. Он заберет с собой Нэн. Ваша матушка собиралась уезжать назад в Данвити-Холл еще в тот самый день, как они приехали, но я уговорил ее остаться и быть за хозяйку, пока вы не оправитесь. Однако я не сомневаюсь — она отбудет, как только уедут Нэн и дядя Джеймс. Очень скоро приезжает ваша сестра — еще до Дня урожая, как сказала Фелина. Но Фелина обещала вернуться, если вам понадобится ее помощь.

— Мне нужно идти извиняться сейчас же? — спросила Фиона. Сама мысль об этом приводила ее в уныние.

— Нет. Но к ним вы выйдете не раньше, чем будете готовы принести извинения. Можете воспользоваться черной лестницей, чтобы подняться к себе. До утра достаточно времени, чтобы вы обдумали, что и как будете им говорить.

Фиона встала, надеясь, что Керкхилл закончил. Она чувствовала себя пристыженной и разбитой. Казалось, у нее больше не осталось сил, чтобы выслушивать его холодные, ранящие слова. Все тот же ровный, холодный тон — и когда он заставил ее гордиться собой, и когда вынудил почувствовать жгучий стыд. Больше всего ее терзала мысль, что она сама довела его до белого каления; оставалось лишь горячо надеяться, что такого впредь она не допустит.

Тяжело вздохнув, Фиона осмелилась взглянуть ему в лицо:

— Могу я принести извинения вам прямо сейчас, сэр? Я…

— Нет, Фиона. Сначала подумайте о других, о том, что ваше собственное поведение вынудило меня пойти на этот разговор. Мне не нужны извинения, которые приносятся второпях, после вполне заслуженных упреков. Приходите потом, когда действительно почувствуете раскаяние.

Фиона словно получила пощечину. На что она надеялась? На сочувствие? Напрасно! Ни от кого и никогда она не дождется сочувствия.

Фиона резко повернулась и выбежала из комнаты Керкхилла, громко стукнув дверью.

— Фиона!

Но она не слышала, как Керкхилл позвал ее. Спотыкаясь, Фиона помчалась наверх.