— Здесь у меня есть всё, чего я хочу!

— Но…

— У меня есть всё, чего я хочу, — настаивала она. — Слушай, люди не очень-то отличаются от лошадей. Некоторые из них особенные, а некоторые — просто работяги. Миссис Ричардсон говорит, что я смогу стать особенной.

Она не допускает до меня кого попало, только особых клиентов. И еще она говорит, что я могу уйти отсюда, если какой-нибудь мужчина этого пожелает и заплатит за меня сколько полагается. В смысле, я и так могу уйти, но куда? Взгляни на меня!

У меня есть платья, вино, сигары и деньги. И я не всю жизнь буду этим заниматься. Видишь проезжающие экипажи с богатеями? Половина тех женщин начинали как я, Нат! — он говорила с убежденностью, а потом засмеялась, заметив его огорчение.

— А теперь послушай. Сними свою саблю, сядь поудобнее и расскажи мне про Легион. Осчастливь меня историей про то, как Итан застрелился. Ты знаешь, что этот сукин сын забрал кольцо моей мамы? То серебряное кольцо?

— Я тебе его верну.

— Нет! — она покачала головой. — Мама не хотела бы, чтобы это кольцо находилось в таком месте, но ты можешь отдать его папе, — она на секунду задумалась и грустно улыбнулась. — Он любил маму, действительно любил.

— Я знаю. Я видел его у её могилы.

— Конечно, видел, — она взяла засахаренную вишню и откусила половинку, а потом забралась на кресло с ногами. — Так почему ты не стал священником? Я часто об этом думаю.

И Старбак поведал ей о Бостоне и преподобном Элияле Старбаке, и о большом тягостном доме на Каштановой улице, который, казалось, всегда был наполнен угрожающей тишиной и родительским гневом, а еще запахом ваксы и масла для дерева, запахом библий и угольного дыма.

Над Ричмондом опустилась темнота, но ни Старбак, ни Салли не сдвинулись с места, чтобы зажечь свечи, они разговаривали о детстве и несбывшихся мечтах, и о том, как любовь постоянно ускользает сквозь пальцы, когда ты уже считаешь, что ухватил ее.

— Когда мама умерла, всё для меня пошло наперекосяк, — сказала Салли, а потом глубоко вздохнула и повернулась в темноте, чтобы взглянуть на Старбака. — Так ты рассчитываешь остаться здесь? На Юге?

— Не знаю. Думаю, что да.

— Почему?

— Чтобы быть рядом с тобой? — он произнес это с легкостью, по-дружески, и она засмеялась. Старбак наклонился вперед, уперев локти в колени и гадая об истинном значении своих слов.

— Не знаю, что мне делать, — тихо вымолвил он. — Теперь я точно знаю, что не стану священником, но и правда не понимаю, чем еще я могу заняться. Думаю, что мог бы стать учителем, но совершенно не уверен, что хочу этого. Я не очень хороший бизнесмен, по крайней мере, я так думаю, и у меня нет денег, чтобы стать адвокатом, — он помолчал, потянувшись за уже третьей сигарой за вечер. Дилейни оказался прав, курение успокаивало.

— Милый, но что ты собираешься продавать? — с усмешкой спросила Салли.

— Меня хорошо научили продавать то, что есть у меня. А что есть у тебя? О нас никто не будет заботиться за так, Нат, это я усвоила. Разве что моя мама, но она умерла, а папа…, - она покачала головой.

Он хотел, чтобы я стояла у плиты, забивала свиней, держала птиц и была, типа, женщиной фермера. Но это всё не мое. А если ты не церковник, адвокат или там, типа, учитель, то кем же, черт подери, станешь?

— Вот кем, — он указал на саблю в дешевых ножнах, подпиравшую подоконник. — Я стану солдатом. Хорошим солдатом.

Странно, подумалось ему. Он никогда прежде не признавался в этом, даже самому себе.