— Я стану знаменитым, Салли. Я пронесусь сквозь эту войну как… как…, - он замолчал, пытаясь подобрать подходящее слово, когда внезапно дом сотряс раскат грома, и в ту же секунду над Ричмондом подобно языку огня сверкнула молния. — Как она! — воскликнул Старбак. — Прямо как она!

Салли улыбнулась, обнажив зубы, казавшиеся ослепительно белыми в темноте. Ее волосы в чуть осветившей тьму молнии казались темно-золотыми.

— Военным ты состояния не сделаешь, Нат.

— Да, наверное. Не сделаю.

— А я ведь дорого стою, милый, — наполовину шутливо поддела она.

— Я найду деньги.

Ее фигура чуть шевельнулась в темноте. Стройные руки, погасив сигару, потянулись.

— Они подарили тебе сегодняшнюю ночь. Не знаю уж, почему, но, полагаю, ты нравишься мистеру Дилейни, а?

— Полагаю, что да, — сердце Старбака заколотилось. Он подумал, что был слишком наивен в отношении Дилейни, а потом о том, как ему обязан, а потом еще и о том, как мало его знает. Как же он был слеп, решил Старбак, и как доверчив. — Дилейни владеет этим местом? — спросил он.

— Он совладелец, но я не знаю, какова его доля. Но он подарил тебе эту ночь, милый, всю ночь, прям до завтрака, но после этого?

— Я сказал, что раздобуду денег, — Старбак дрожал и задыхался.

— Я тебе скажу, как сделать так, чтобы тебе хватило навсегда. Пока мы с тобой будем этого хотеть, — голос Салли звучал тихо на фоне дождя, барабанящего в темноте по крышам.

— Как? — было просто чудом, что Старбак вообще мог говорить, и это слово прозвучало как воронье карканье. — Как? — повторил он.

— Убей ради меня Итана.

— Убить Итана, — произнес Старбак, будто плохо расслышал, будто и не потратил последние дни, убеждая себя, что Итан — его враг, фантазируя в своих снах, как он сокрушит своего врага. — Убить его? — спросил он в ужасе.

— Убей этого сукиного сына ради меня. Просто убей его ради меня, — Салли помолчала. — Не то чтобы я, типа, возражала против своего пребывания здесь, Нат, может, это лучшее место для меня, но я ненавижу этого сукиного сына за то, что врал мне, ненавижу, что избавился от меня, наврав с три короба, и хочу, чтобы сукин сын сдох, и чтобы последним, что он услышит на этой земле, было мое имя, чтобы он не забыл о том, почему отправляется в ад. Ты сделаешь это для меня?

Боже ты мой, подумал Старбак, сколько же еще грехов будет завязано в этом мерзком узле? Сколько еще записей сделает ангел-хранитель в книге жизни агнца божьего? На какое искупление может надеяться человек, подумывающий об убийстве, не говоря уж о том, кто его совершил?

Насколько широки двери в преисподнюю, и насколько горячо пламя, насколько мучительно озеро адова пламени, и сколько продлится целая вечность, если сейчас он не встанет, не схватит саблю и не выбежит из этого логова порока под очищающий дождь. Боже мой, молился он, но это же ужасно, и если ты сейчас меня спасешь, я никогда больше не согрешу, никогда в жизни.

Он заглянул в глаза Салли, в её прекрасные глаза.

— Конечно, я убью его ради тебя, — услышал он свой голос.

— Хочешь перекусить сначала или после, милый?

Он будет великолепен, как белая вспышка молнии на темном небе.

Часть третья

Глава девятая

Приказы, пришедшие из Ричмонда, направляли Легион к железнодорожному узлу в Манассасе, где железная дорога Ориндж-Александрия пересекалась с веткой перевала Манассас.