|
Сам Яков сказал по поводу Клятвы верности, что он хочет провести четкую границу между католиками-доктринерами и теми жителями, «кто хотя в остальном и находится под влиянием папы, но сохраняет в сердце естественное уважение к своему монарху». Предыдущие санкции против пуритан вводились нерешительно или частично, такую же осторожную политику теперь повели и в отношении католиков. Яков вовсе не стремился превращать своих подданных в мучеников. В любом случае в начале XVII века было значительно легче устанавливать правовые нормы, чем воплощать их в жизнь.
Двор Якова I, излишества которого были уже известны всем, теперь прославился распущенностью. Пьянство и притворство, продажность и сексуальная неразборчивость стали главными дворцовыми привычками. Свобода нравов была единственным правилом. Граф Пембрук испытывал непреодолимое отвращение к лягушкам, так король посадил омерзительное земноводное прямо ему на шею. Сам Яков до ужаса боялся свиней, и поэтому Пембрук привел животное в королевскую спальню. Один придворный принес во дворец в Уайтхолле «громадный пудинг, к которому были привязаны четыре только что зажаренных поросенка в упряжи из сосисок». Сосиски разбрасывали по залу, а шуты и карлики двора в это время скакали друг у друга на плечах. В трагедии «Падение Сеяна», представленной в первый год правления Якова, Бен Джонсон намекал на придворных, когда писал:
У нас нет ни смены лиц, ни раздвоенных языков, Нет мягких и клейких тел, которые способны прилипнуть Подобно улиткам к разукрашенным стенам…
«Если бы я действовал, как ваша республика, — говорил король послу Венеции, — и начал наказывать тех, кто берет взятки, то скоро оказался бы без единого подданного». Сэр Джон Харингтон рассказывал, что в момент приезда короля Дании летом 1606 года придворные в Уайтхолле «купались в животных удовольствиях», а леди, «забыв о воздержанности, заходились от пьяного смеха». Для двух монархов устроили большой праздник, на котором показывали представление о Соломоне и царице Савской. Дама, изображавшая царицу, несла королям подарки, «но, забыв о ведущих к балдахину ступеньках, уронила шкатулки на колени его величества короля Дании, а сама упала к его ногам… Потом король поднялся и пошел танцевать с царицей Савской, но сам упал и опозорился перед ней. Его унесли во внутренние покои и положили на королевское ложе». Других актеров спектакля, например изображавших Надежду и Веру, «сильно тошнило, и они блевали в нижнем зале». Джон Харингтон заключил: «Страх взрыва полностью улетучился из наших голов». Ему еще не приходилось видеть «такого беспорядка, распущенности и пьянства», как на том празднике. Он затосковал о времени своей крестной матери, королевы Елизаветы, когда при дворе царили величавость и строгость. Нет никаких сомнений, что новый двор разительно отличался от предыдущего. Король славился тем, что больше посвящал себя удовольствиям, чем тому, что считалось его обязанностями. Дважды в неделю он посещал петушиные бои во дворце Уайтхолл и, как его предшественница, любил ежедневные прогулки верхом и охоту. Когда Яков настигал загнанного оленя, он спешивался и быстро перерезал животному горло, давал собакам насладиться оленьей кровью, а затем вытирал свои окровавленные руки о лица товарищей. Скоро стало ясно, что ему не нравится присутствие зрителей при его развлечениях. В отличие от Елизаветы он не любил и даже не выносил толпы. Когда вокруг него собирались люди, он обычно ругался и кричал: «Что им надо?» Однажды ему ответили, что народ пришел выказать ему любовь и уважение. На что король заявил с сильным шотландским акцентом: «Богом клянусь, я сейчас спущу штаны, пусть они увидят мою задницу». В качестве приветствия Яков нередко использовал «Черт вас побери!» или «Чума на вас!». |
