Теперь чиновникам графств следовало призывать на военную службу местных жителей, и, естественно, они предпочитали выбирать тех, в ком нуждались меньше всего. Некоторые призывники решались на радикальные действия, чтобы избежать военной службы. Кто-то повесился от страха, кто-то бросился в Темзу и утопился; один отрубил себе все пальцы на правой руке, другой выжег солью один глаз. Свидетель событий написал, что «такой толпы ободранных тощих разбойников и близко еще не видели, а двигались они настолько неохотно, что приходилось скорее гнать их, чем вести».
Говорили, что англичанин не способен воевать, не имея трех вещей, а именно кровати, мяса и эля. На этот раз всех трех отчаянно не хватало. Дувр не располагал существенными запасами, а для транспортировки рекрутов прибыло ничтожно мало судов. В любом случае конечный пункт доставки еще не определили. Яков хотел, чтобы солдаты высаживались во Франции, втягивая таким образом Людовика XIII в войну с Испанией и империей; Людовик отказывал в такой возможности. В итоге в конце января фон Мансфельду пришлось отплыть во Флиссинген и начинать марш через Голландию. Его людям предстояло идти на помощь голландскому городу-крепости Бреда, который осаждали испанцы.
Однако английские войска были плохо обучены и недостаточно оснащены; у них не хватало провианта, а совсем скоро начались сильные морозы. Холод провоцировал распространение инфекционных заболеваний. «С утра до вечера, — писал один из военачальников лорд Кромвель, — мы ищем провизию и хороним наших мертвых». К концу марта армия в 12 000 человек сократилась до 3000 вооруженных людей. Тем не менее в недомыслии обвиняли не столько фон Мансфельда, сколько Бекингема, чья заинтересованность в войне не включала в себя внимания к политическим частностям и планированию операций. Постигшее англичан бедствие не предвещало ничего хорошего ни командованию, ни более общим боевым действиям, которых король уже не застанет.
Яков преодолел подагру, которая мучила его в начале года. Однако 5 марта 1625 года его поразила, как тогда называли, трехдневная лихорадка. Симптомы этой болезни — озноб, жар и обильный пот. Король боялся худшего, но отказался следовать советам медиков. Вместо того он понадеялся на горячий поссет из молока с алкоголем и пряностями, который порекомендовала от простуды мать Бекингема. Напиток, похоже, не принес облегчения. Пошли слухи, что она фактически отравила короля по наущению своего сына. Женщина пала на колени у постели Якова и попросила защиты от этих обвинений. «Отравила меня?» — испуганно спросил Яков и потерял сознание.
Теперь конец был совсем близко. 25 марта короля разбил паралич, который затронул лицо и челюсть. Сообщалось, что его язык так распух, что речь невозможно понять. Кроме того, Якова мучили постоянные приступы дизентерии, из-за которых он мок в собственных испражнениях. Через два дня король покинул этот мир. С прославленными лордами и прелатами королевства вокруг него и, согласно последующей хронике, «совсем без сильной боли или судорог dormivit Salomon (Соломон заснул)». В отличие от своих матери и сына Яков умер в собственной постели, а не на плахе, стоя на коленях. Хирурги, вскрыв тело, следов отравления не обнаружили. В письме того времени преподобный Джозеф Мид сообщал, что все жизненные органы короля были здоровы, «как и его голова, полностью заполненная мозгом; но кровь короля удивительным образом была испорчена меланхолией».
Смерть Якова не вызвала в народе особого волнения или скорби. Его внешняя политика полностью провалилась, отношения с парламентом были в лучшем случае натянутыми, финансы расстроены, а сексуальные скандалы его правления стали достоянием молвы. День погребения короля омрачила настолько скверная погода, что каждый очевидец процессии наблюдал лишь закрытые коляски и горящие факелы. Его уход встретили, пожалуй, с облегчением. Была вероятность, что новый король поведет протестантское дело более энергично и решительно. |