Летом 1624 года в театре «Глобус» поставили пьесу Томаса Мидлтона «Шахматная партия» (A Game at Chess). Эта сатира на Гондомара и всю испанскую клику при английском дворе имела небывалый успех: девять дней толпы осаждали театр, а смех и общий гвалт были слышны на другом берегу Темзы. «Сэр, ваш заговор раскрыт!» — врывается к Гондомару один из его помощников. Посол спрашивает, который из 20 958 заговоров тот имеет в виду, и рассказывает, как отравляет души доверчивых людей.
С приятной утонченностью и чарующей обходительностью…
Многие души я отравил смертельным ядом.
Их щеки треснули от смеха, когда они принимали его;
Я мог бы скрыть пилюли в засахаренных слогах
И снабдить таким добрым весельем все мои проказы,
Они приняли свое проклятие за оздоровление.
Англо-французская коалиция теперь стала вероятной, но отнюдь не бесспорной. Французы по-прежнему настаивали на принципиальной ликвидации карательных мер против английских католиков и разрешении им спокойно исповедовать их веру. Однако и король, и принц обещали последнему парламенту, что никаких законов в пользу католиков приниматься не будет. Считалось, что, в конце концов, лучше воевать без помощи французов, чем провоцировать конфликт между короной и парламентом.
Теперь пришлось применять все возможные дипломатические приемы. Английский посол при дворе Людовика XIII намекнул Якову, что французские требования составлены исключительно «ради собственной репутации» и «во власти вашего величества делать то же самое на свое усмотрение». Это была политика лицемерия и уловок, но ничего более. Бекингем тоже был уверен в успехе. Он настолько стремился к воинской славе в протестантском крестовом походе, что побуждал короля принять условия французов. Яков не очень хотел уступать, но был готов написать Людовику личное письмо с обещанием, что его подданные католического вероисповедания «получат все возможности и свободу приватно исповедовать свою религию, как даровалось брачным договором, заключенным с Испанией. Этого было не вполне достаточно. Французы настаивали на своих изначальных требованиях при активной поддержке Бекингема. В итоге король уступил с оговоркой, что подпишет письмо, а не договорное обязательство. Теперь было необходимо предотвратить вмешательство парламента, поэтому обещанную сессию отложили с поздней осени на следующий год.
Брачный договор подписали 12 декабря 1624 года; руки короля так покалечила подагра, что ему пришлось ставить печать, а не подпись. Карл приложил к документу секретное обязательство: «Я обещаю всем католикам — подданным короны Великобритании полную свободу и право во всем, что касается их вероисповедания…» Через двенадцать дней судам запретили преследовать рекузантов в уголовном порядке; всех католиков, осужденных за веру, выпустили из тюрем Англии.
В этом месяце король написал Бекингему грустное письмо.
Я не могу быть доволен, не отправив тебе это короткое письмецо. Молю Бога о том, чтобы он послал мне радостную и приятную встречу с тобой, чтобы мы могли заключить на Рождество новый брачный союз и сохранить его навсегда. Ибо, да любит меня Господь так, как я желаю жить на этом свете только одним тобой и предпочел бы быть изгнанником в любой части земли с тобой вместе, чем вести печальную жизнь вдовца в одиночестве. Да благословит тебя Господь, мое милое дитя и жена, да дарует Он, чтобы ты всегда был утешением твоему отцу и мужу.
Король Яков
Это было последнее письмо, которое Бекингем получил от короля.
Война надвигалась. Эрнст фон Мансфельд, главный немецкий союзник Фридриха, приехал в Англию набирать войска. Солдаты прошлого лета, с перьями на шляпах, в безрукавках из толстой кожи, были добровольцами. Теперь чиновникам графств следовало призывать на военную службу местных жителей, и, естественно, они предпочитали выбирать тех, в ком нуждались меньше всего. |