|
Она чуть мертвая не свалилась, когда узнала меня. Дети были в школе, а паяльщик где-то паял. Это было в прошлом сентябре. Знаешь, она потолстела, но все еще красивая женщина. Все женщины у Праттов красивые. Горцы из окрестностей Эскдейла. Мне пришлось высадить дверь, чтобы поговорить с ней. Тогда она побежала, схватила одну из этих каминных штучек и попыталась стукнуть меня ею по голове. Я отобрал ее, согнул два раза и выбросил в камин. Тогда она тихо вышла и села в машину. У нее всегда был трудный характер.
– Зачем ты мне все это рассказываешь? – Я хочу, чтобы ты понял, в чем дело, как я говорил тебе на прошлой неделе. Я отвез ее в Хантингтон, всего около пятидесяти миль, и в тот же вечер забрался к ней в будку, когда она звонила паяльщику. К тому времени она уже делала только то, что я говорил ей, и она сказала, что берет отпуск от него и детей. Я повесил трубку, когда она все еще вопила. Я заставил ее написать мне любовное письмо с датой, в котором она просила меня забрать ее ненадолго. Я заставил написать его полным ругани. Мы пробыли с ней около трех дней в отеле Хантингтоне. К тому времени я уже устал от ее постоянного нытья и хныканья по своим детям и паяльщику. Вся борьба уже закончилась, но у нее остались отметины еще с первого дня, когда она пыталась удрать. Ты все усекаешь, лейтенант? – Думаю, да. – Когда она мне надоела, я сказал ей, что если только она попробует крикнуть легавого, я отошлю фотокопию ее письма паяльщику. А еще подъеду и посмотрю, нельзя ли будет зашвырнуть парочку паялыциковых детей под какой-нибудь почтовый грузовик. Это произвело на нее впечатление. Мне пришлось влить в нее бутылок пять, раньше чем она вырубилась. Тогда я отвез ее через Биг-Сэнд в Кентукки, а когда нашел одну из этих непристойных забегаловок возле Грейсона, то вытащил ее и сунул в какую-то развалюху, стоявшую там. Где-то через милю по дороге я выбросил ее туфли и платье в поле. Я дал ей хороший шанс отработать дорогу домой. – Это все должно напугать меня. – Нет, лейтенант. Это просто часть общей картины. У меня было много времени подумать. Ты знаешь. Я вспомнил, как мы поженились. Я приехал в Чарльстон в отпуск. Мне было двадцать, это был 1939-й, и я служил уже два года. У меня не было женитьбы в мыслях, но в субботу вечером она приехала в город со своими. Ей только перевалило за семнадцать, и все, что я мог, глядя на них, понять, это то, что они были горцы. Мои жили в Браунленде, раньше чем переехали в Чарльстон. Я шел за ними по всему городу, не спуская глаз с Бетти. Когда сидел, я вспоминал по ночам, как все было в тот субботний вечер, свадьбу, и как она приехала в Луизиану, когда у нас были маневры перед отправкой. Она хотела быть возле меня. Она была религиозна. Происходила из большого клана библейских крикунов. Но это не мешало ей проявлять огромный интерес к походам на сено. – Я не хочу слушать этого. – Но ты будешь слушать, лейтенант. Ты хочешь слов. Я нашел слова для тебя. Узнав от брата, что она снова вышла замуж, я спланировал все точно так, как сделал это. Изменил лишь немного. Я собирался держать ее неделю, вместо трех дней, но она слишком быстро перестала бороться. – Так, и что? – Ты, должно быть, большой умный юрист, лейтенант. Я думал о ней и, естественно, думал о тебе. – И составил планы насчет меня? – Вот, уже теплее. Но я не мог планировать насчет тебя потому, что не знал, как ты стоишь. Я даже не был уверен, смогу ли я найти тебя. Я надеялся, как черт, что тебя не убили и что ты не умер от болезни. – Ты угрожаешь мне? – Я не угрожаю тебе, лейтенант. Как я уже говорил, мы начали приблизительно одинаково. Сейчас ты на жену и троих детей впереди меня. – А ты хочешь, чтобы мы снова сравнялись. – Я так не говорил. |
