Абу Шариф предложил Ильичу взять боевой псевдоним. Венесуэлец попросил называть его Карлосом. Под этой кличкой он и вошел в историю современного терроризма.

Учебный курс занимал несколько недель. Карлос требовал, что его взяли в «настоящее дело».

Хаддад отправил Карлоса в Лондон, где жила его мать. Она ввела сына в высшее общество. Богатый латиноамериканец-плейбой ни у кого не вызывал подозрений.

Первую акцию Карлос провел через год после переезда в Англию. Он пришел домой к британскому предпринимателю Эдварду Зифу, известному своими симпатиями к Израилю, и выстрелил ему в лицо. Через месяц Карлос подложил бомбу в отделение израильского банка, в результате чего была ранена машинистка. Народный фронт освобождения Палестины с гордостью заявил о мощных ударах по «сионистскому врагу».

Взлет Карлоса начался в тот день, когда он стал преемником Мохаммада Будиа, который руководил европейской сетью Народного фронта освобождения Палестины. Когда Будиа взорвали, Карлос перебрался в Париж. Теперь он снабжал западноевропейских левых оружием, которое доставлялось в столицу Франции в дипломатическом багаже из различных арабских стран.

Карлос, как и его предшественник, завел в Париже многочисленных любовниц, которые хранили взрывчатку и оружие, содержали конспиративные квартиры, думая, что это всего лишь любовное гнездышко. Главным союзником Карлоса в Европе стала западногерманская террористическая организация «Революционные ячейки».

Карлос подложил бомбы в редакции сразу трех французских газет, которые не поддерживали палестинское дело. Он помог японским друзьям захватить французское посольство в Гааге, чтобы заставить французское правительство выпустить одного арестованного японца. Сам Карлос прямо на улице в Париже бросил ручную гранату в группу молодежи, двое погибли, несколько человек были ранены. Карлос пообещал повторить акцию, и Париж сдался: японец был освобожден.

Французская полиция искала преступников среди палестинцев и западных немцев с радикальными воззрениями. На богатого венесуэльца внимания не обращали. Его квартиру на всякий случай обыскали, но ничего не нашли — все опасное хранили его любовницы.

Постепенно его имя обросло легендами. Ему приписывали то, к чему он не имел отношения.

Тщеславному Карлосу это нравилось. Он говорил:

— Чем больше небылиц пишут обо мне, чем опаснее они меня делают, тем лучше для меня, тем меньшим будет желание нормальных полицейских ловить меня. Для меня это своего рода гарантия безопасности.

Джентльмен со светскими манерами, хорошим гардеробом, говоривший по-английски, по-французски, по-русски и по-арабски, он казался молодым террористам некой разновидностью Джеймса Бонда. Он очень заботился о себе. Необыкновенный чистюля, он пудрился и страдал из-за того, что полнеет. Он даже советовался с врачами-косметологами: не могут ли они убрать ему грудь, уже напоминавшую женскую.

Карлос с южнойеменским дипломатическим паспортом, выданным на имя Ахмета Адиля Фаваза, преспокойно курсировал по всей Восточной Европе. И в Софии, и в Праге, и в Будапеште прекрасно знали, зачем Карлос приезжал к ним: восточноевропейские столицы были идеальным местом для встречи с будущими убийцами. Здесь Карлос передавал своим подчиненным оружие и взрывчатку, объяснял план действий. Сюда после выполнения задания бежали террористы, тут они получали новые документы и преспокойно улетали на Ближний Восток.

Печать социалистического блока не уставала обличать ЦРУ, уверяя, что террор организован американскими спецслужбами во имя обретения мирового господства.