Капитан Кук сообщал, что хлебное дерево по сути дела никакого ухода не требует, достаточно посадить его. Но здесь врач-шотландец Андерсон, участник третьего плавания Кука, был вынужден поправить своего начальника. Дело в том, что Андерсон, тщательно изучив вопрос, нашел, к своему удивлению, что таитянам не нужно даже сажать хлебное дерево. «В том, что это так, — писал он, — может убедиться всякий, кто даст себе труд исследовать, где появляются молодые деревца. Он увидит, что они всегда вырастают из корней взрослого дерева, которые расходятся во все стороны у самой поверхности земли. Вот почему можно сказать, что жителям Отахеити, пожалуй, приходится не столько сеять свой хлеб, сколько ограничивать его распространение. Так они, видно, и делают, освобождая место для других растений, чтобы внести разнообразие в свою пищу».

Впрочем, какое-то усилие все же требовалось от таитян: плоды хлебного дерева нельзя есть сырыми, их надо приготовить — либо изжарить на костре, либо испечь в земляной печи. В первом случае островитяне просто клали собранные плоды на горящий хворост, а потом соскребали обуглившуюся кожуру. Во втором случае сначала снимали кожуру, потом разрезали мягкий плод на дольки и пекли их на раскаленных камнях. Готовая мякоть плотностью напоминает булку, а на вкус это нечто среднее между белым хлебом и картофелем. От приезжих на Таити часто можно услышать, будто плоды хлебного дерева слишком пресные, но это потому, что островитяне в угоду гостям варят дольки на европейский лад, в кастрюле; этот способ, конечно, не годится.

Пытливый Босуэлл, у которого было безошибочное чутье на все, что могло дать повод для спора, прочтя отчет о первом плавании Кука, немедленно спросил доктора Джонсона, какого мнения тот о хлебном дереве. И добавил, подливая масла в огонь:

— Меня уверяли, будто жители Таити, которым плоды хлебного дерева заменяют хлеб, громко смеялись, когда узнали, сколько трудоемких работ мы выполняем, чтобы получить хлеб, — пашем, сеем, бороним, жнем, обмолачиваем, мелем, печем.

Легко представить себе, как доктор Сэмюэль Джонсон, последовательный и бесстрашный поборник устоев английского общества и существующего порядка, возмущенно фыркнул, отвечая:

— Еще бы! Невежественные дикари всегда смеются, когда слышат о преимуществах цивилизованной жизни. Расскажите людям, которые обходятся без домов, как мы кладем кирпич на кирпич, балку на балку, причем, когда дом достигает известной высоты, бывает, что один из строителей падает с лесов и ломает себе шею, и они, конечно, посмеются над этаким безумием — строить дома! Однако из этого не следует, что лучше жить, не имея домов. Нет, сэр, — и он поднял вверх ломоть булки, — вот это будет получше хлебного дерева!

Но, за исключением доктора Джонсона, читатели записок Кука, как уже говорилось, единодушно восхищались удивительным деревом, само существование которого всеми почиталось за еще одно свидетельство безграничной благости и премудрости творца. Правда, в отличие от холодостойкого картофеля (он как раз в ту пору становился важнейшей сельскохозяйственной культурой в Европе) это тропическое растение нельзя было переселить в северные широты, поэтому огромный интерес англичан к хлебному дереву не выходил за пределы преходящего увлечения диковинкой.

Зато по другую сторону Атлантики, на островах Вест-Индии, климат жаркий и влажный, как на Таити, и многие плантаторы Ямайки и Доминики быстро поняли, что это растение может быть очень ценным для них. Нет, нет, они вовсе не собирались сами переходить на плоды хлебного дерева. Но у каждого из них на плантациях сахарного тростника работало множество рабов (преимущественно африканцев, так как коренное индейское население давным-давно было зацивилизовано до смерти), и, хотя они, разумеется, никакого жалованья не получали, их отменный аппетит ввергал хозяев в немалые расходы.