На столе стояло виски,

в виски плавали сосиски –

а потом они, как пробки,

с треском вылетят из попки…

– А‑а, Гнат! – запросто приветствовал Гната господин Вэйдер. Акцент в его речи был различим, но неназойлив.

Не был он, конечно, американцем. Прежде Гнат это подозревал, а теперь подозрения превратились в уверенность – слишком уж по‑киноамерикански вербовщик расположился. Распластался. Растекся. Гнида безродная, подзаборная. Что он вообще делает, байстрюк, на нашей земле?!

То есть… на их земле, на построссийской.

– С возвращением! – с утрированной радостью воскликнул господин Вэйдер.

– Я толком еще и не чувствую себя вернувшимся, – выжидательно ответил Гнат. – Весь еще там.

– О, у вас будет время почувствовать себя здесь! – Господин Вэйдер улыбнулся во все зубы. – Мы не сможем возобновить с вами контракт. Я в вас разочаровался.

Гнат молчал.

– Вы утратили навыки. Утратили нюх, чутье. Может, вы уже состарились?

Гнат молчал. Только желваки запрыгали.

– Вы уже не боец, и вы уже, тем более, не ищейка. Так бездарно упустить эту фанатичку!

А быстро, однако, стучат братья по оружию, подумал Гнат; словно бы просто отметил факт, без сердца. Потом все‑таки поморщился: они не по оружию братья, а по оплате…

– Пять дней всей группой гоняться за поджигательницей – и упустить!

– Я ее не упустил, – бесстрастно сказал Гнат. – Я ее отпустил. Это оказалась девочка пятнадцати лет. Ее бы убили.

Господин Вэйдер отставил бокал с виски и оставил шутовской тон.

– Ах вот как. А с каких пор и с какой стати вы начали присваивать себе функции политического руководства? Кто вас уполномочил?

Гнат молчал.

– Вы – придаток к приборам ночного видения и к стрелковому оружию, понятно? За это вам платят! Я получил чудовищную рекламацию от тамошних властей! Мне пишут: вы кого нам присылаете – бойцов или экспертов по правам человека? И мне нечего ответить! Они требуют, чтобы я возместил им стоимость склада и двух джипов, уничтоженных вашей девчонкой! И они еще не знают, что вы отпустили ее нарочно!

Гнат молчал.

Господин Вэйдер взял себя в руки. И вновь взял в руки стакан. Пригубил.

– Конечно, все у нас будет по закону, и поэтому еще неделю вы считаетесь моим мальчиком, – сказал он. Разговор отчего‑то явно доставлял ему удовольствие, Гнат даже удивился слегка. Между ними, казалось Гнату прежде, за последние три года возникло некое подобие приятельских отношений. И вот вдруг выясняется, что господин Вэйдер все это время таил и лелеял некую жабу в душе, лишь придерживал ее, поскольку дело требовало, – а вот теперь с наслаждением дал ей волю. – Официальное уведомление вручит вам Дроед при выходе. У вас семь оплаченных дней чтобы найти новую работу. На протяжении недели у вас сохраняются все наши документы, все привилегии… но потом – не взыщите.

– Не взыщу, – чуть хрипло сказал Гнат.

– И о реальной оплате, несомненно, речи быть не может. Мои адвокаты, конечно, постараются, насколько возможно, уменьшить сумму штрафных выплат… докажут, что и джипы были старые, и на складе пусто… Но все равно – уж ваше‑то жалованье, Гнат, уйдет на покрытие этих издержек полностью и с лихвой.

– Понятно, – бесстрастно сказал Гнат.

– Долго считалось, – неостановимо разглагольствовал господин Вэйдер, – что русские по крайней мере как солдаты хороши. Туповаты, но исполнительны, храбры и неприхотливы. Однако, я смотрю, это оказалось очередным мифом.