— Шел. Упал. Ударился. Встал. Не помню, памяти нет. Почему тут — не знаю.

Кукша удивился, но не сильно. И, кажется, все понял. Я намеренно чуть протягивал гласные, обычный быстрый мой говор был для него непонятен. Надеюсь, поверил. Тем более, что топор мой говорил в пользу версии о лесорубе.

— Свей? Дан? Варг? Хазар? Финн? Норг? Карел? Гермнц? Ромей? — понимал я его плохо. Он гражданством моим интересуется. Свей? Дан? Финн? Швеция, Дания, Финляндия? Гермнц? Немец? А ромей — это ромалы? За цыгана меня принял? Он поднял топор, ткнул себе в волосы, потом мне, принял что-то вроде боевой стойки. Хм, его смущает что я темно-русый.

— Не, русский. Игнатьев. Русский. Москва? Петербург? Славяне мы…

А вот после «славян» он как-то слегка подуспокоился. Топор отставил. Наверно, славян он любит. Сам-то, судя по морде, тоже из наших. Решил его порасспрашивать:

— Славянин?

— Словен ильмен, — ответил парень.

Ильмен это что? Словен — это словакия? Или словения? Не ясно….

— Один охотишься — лось большой. Почему? — я словами и жестами поинтересовался причиной его одиночества в этом лесу.

Он начал опять лапотать что-то по своему. Говорил, по нашим с ним меркам, долго, секунд сорок. Понял мало, что-то про род, не род, смерть, не смерть. Веи какие-то… Смотрел на него и всем своим видам показывал недоумение. Он вздохнул, и произнес только одно слово:

— Голод.

Тут как-то все сразу встало на свои места. И то, как он отчаянно тушу свою защищал, на взрослого мужика, то есть меня, не каждый с луком полезет, и босота его — когда жрать нечего, какие уж тут китайские кроссовки? И то что он худой, и лицо измученное и серьезное. Не понятно только, где родители его, пацан ведь еще.

— Отец? Фазер? Папа? Родитель? — в ответ он отрицательно покачал головой, и погрустнел. Отца нет. Нда, не весело тут и них.

— Мать? Мама? Мутер? — тут веселее, уверенно, но серьезно кивнул. Значит, отца нет, мать одна, а он по всем признакам — добытчик. Может, они староверы какие? Еще в моем детстве была история, «Таежный тупик», вроде. Там семейство большое староверов в тайге лет сто жило без связи с внешним миром. Так, значит в плане дружбы будем упор делать на провизию — она им, судя по всему, нужна, и сильно. Можно будет подсуетить что-нибудь из моих запасов в обмен на информацию, мне бы хоть примерно определиться, где я, и как к цивилизации выйти.

— Еда еще нужна? Есть хочешь? — он медленно кивнул.

Я пошел к рюкзаку. Он внимательно за мной следил. Расстегнул его (у пацана удивление), порылся, достал печенье (у пацана радость мелькнула, упаковка на «Сникерс» похожа), банку с рыбной консервой… А вот тут как-то странно среагировал. Глаза выпучил, смотрит недоверчиво. Консервов, что ли не видел? Порылся еще — нож походный, консервный, ложка. Начал открывать — пацан окончательно охренел. Протянул ему банку, вскрыл печенье, отдал ему и его, сам взял только пару штук, протянул ложку. Кукша взял ее как бокал хрустальный. Я ткнул в банку — типа, ешь давай. Он сначала недоверчиво, потом все активнее начал трескать.

Умял все, печенькой подливу из консервы вымакал, чуть не вылизал бедную банку. Протянул мне. На хрена мне банка пуста? Может он, эколог, смотрит, чтоб не сорили. Хотя какой там эколог — оборванец какой-то. Дикий. В лесу. Ладно, помогу ему — он поможет мне. Взял банку, закинул в рюкзак. Ткнул пальцем в лося, мол, что делать собирался? Он сказал что-то вроде «несть», показал на ноги животного, на палку длинную, изобразил как кладет на плечо.