Дед хмыкнул, ведром да его преимуществами я ему все уши прожужжал, проводил политработу на тему прогресса.

— Вот так, говоришь, как с ведром… И мы знать, когда-нибудь силы богов взять сможем? — перед дедом открылись грандиозные перспективы прогресса, — ну, раз с ведром смогли?

— Ага, как с ведром. Только знания копить надо, передавать друг дружке, не бояться нового, — разговор был неожиданный, но это было пользу, — а молнию приручить тоже можно. Думаю, Перун не обидится. Мы ж делать ее не будем, а его воспользуемся.

— Ишь ты, воспользоваться…. Перуновой силой воспользоваться! — дед почесал бороду еще раз, расправил плечи — сами сможем такое сделать? Может, отсюда что-то взять надо?

Настала моя пора чесать бороду, точнее — десятидневную небритость. Как-то я неудачно перед дедом похвастался, надо язык за зубами почаще держать. Что делать то теперь? Электрификации всей страны в масштабах одной деревни в моих планах не было… Но терять авторитет перед дедом тоже не хотелось. Опять придумывать надо что-то…

— Буревой, давай я подумаю, как на с тобой Перуновой силой воспользоваться, потом вместе прикинем, как сделать. А то ведь от молнии-то и сгинуть недолго, — я начал нагружаться железяками.

— А и то верно, — дед тоже начал собираться, — Перун бог своенравный, и убить может, как раз плюнуть. Но ты все равно подумай.

— Во-во, как раз плюнуть… И подумать надо. Пошли, что ли.

Мы понесли железо. Длинную рельсу взяли вдвоем, в ней килограмм тридцать было. Листовое железо связали да за спину мне, на манер рюкзака оформили. Дед понес уголок и короткий кусок рельсы. Домой попали под вечер.

На утро дед сказал, что опять за дровами пойдем, да и верши обновить надо, рыбы наловить — понеслась обычная рутина. День потеряли, теперь догоняем. Пытался отпроситься у него начинать делать пилу, не удалось. Он мне доходчиво объяснил, что такими темпами мы оголодаем, замерзнем, заболеем, и помрем. И он был прав. Значит, на мои проекты придется использовать вечер, после заката. На том и порешили, Буревой обещал в кузнице помочь. Да и Кукша нам был нужен, его отец в кузнецы готовил, он там часто ему помогал. А Кукша опять умчал на охоту. Буревой на охоту не ходит — рука лук не держит. Силки веревочные иногда ставит, сам видел, да Кукша потом живность из них носит.

Весь день занимались хозяйственными делами, а вечером разожгли в кузне дрова в горне, начали при их свете приводить ее в порядок. Дед сел мастерить меха из кожи и каких-то досок, Кукша посвящал меня в тонкости кузнечного дела.

— Вон там у бати наковаленка была, малая, большую он не успел сделать, на продажу много уходило. Вон там инструмент разный, — Кукша показал на верстак, — а здесь его даны зарезали.

Пацан сжал кулаки, в глазах мелькнули молнии. Очень злой он был на гоповарваров, очень. И отца, судя по всему, любил сильно. Вон, слезы на глазах выступили, жалко парня.

— Не расстраивайся, отмстим мы за отца твоего, — я приобнял пацана за плечи, — со всеми поквитаемся.

— Правда? — он повернулся ко мне, с надеждой, — я того рыжего, что батю убил как сейчас помню. Найдем его?

— Да, найдем. Найдем и отомстим, — блин, язык мой — враг мой, опять обещания раздаю направо и налево. Как я этого рыжего искать-то буду?

— А вот тут, — продолжил Кукша, — Сварогово место, батя всегда ему тут требы клал.

— И то верно, — подал голос Буревой, — без Сварога железа дельного не получится.

Сварог — это Гефест местный? Тоже бог? Ну ладно, Сварог так Сварог.