– Извини, – прошептал Майк, не отводя от нее глаз.
– За что? – прошептала она в ответ.
Ее близость мешала ему говорить.
– За то, что перья запутались в твоих волосах.
– Прощаю…
Они молча стояли, пока не услышали звонок тетушки Бэсс, звавший на праздничный обед.
Главным блюдом был гусь, запеченный до золотой корочки. Сара начинила яблоки, как делала ее мать, а Уилл приготовил картофельное пюре. Бэсс сварила репу и начинила гусиной печенью.
– Не очень ли это шикарно? – спросил Джордж, хмурясь.
Он был недоволен свечами, которые Бэсс привезла с собой из Провиданса.
– Праздник же, Джордж, – сказала Бэсс.
– Я не люблю свечи. А что мы будем есть?
– Паломники ели при свечах, – заметила Сьюзан.
– У паломников электричества не было, а у нас есть, – ответил Джордж. – Есть за что быть благодарным.
– Я думаю, это романтично, – сказала девочка, и Сара заметила, как Майк покраснел.
– Лучше разрежь гуся, Джордж, – позвала Бэсс.
– Давай предоставим эту честь гостю.
– Спасибо, – сказал Уилл, когда Джордж вручил ему нож.
Каждый облачился в свою лучшую одежду. Сьюзан надела короткий джемпер, Уилл – мягкие серые вельветовые брюки и голубой свитер. Тетушка Бэсс была все в том же голубом платье с жемчужинами, Майк надел брюки цвета хаки и голубую оксфордскую рубашку, а Сара была одета в длинное зеленое вельветовое платье.
Ее отец надел брюки и белую рубашку, которая пожелтела от времени, но была жестко накрахмалена. Сара понимала, что он не носил ее уже очень давно, и была тронута его стараниями. Наверное, последний раз эту рубашку гладила ее мать. Сара наблюдала, как он суетится на кухне, подбрасывая поленья в огонь.
– Проклятие! – вскрикнул он, когда обжег руку.
– Иди сюда, – сказала Сара, ведя его к раковине и открывая кран.
Потекла ледяная вода, и она подставила руку отца под струю.
– Не вижу никакого смысла в этих дурацких свечах, – проворчал он.
– Пап, сейчас только три часа. Если это порадует тетю Бэсс, почему бы их не оставить?
– Она просто хочет показать, что привыкла жить шикарно там, в Провидансе, с этим старым… как его там.
– Дядя Артур.
– Наготовить столько этих начиненных реп! Можешь представить, как они их сервировали в клубе? Они соревновались, кто сохранит их до Рождества. Это сводит меня с ума. Задуй эти свечи, Сара, хорошо?
– Мама любила свет от свечей.
Она все еще держала его руку под краном, чувствуя силу и напряженность его мышц, и вдруг они ослабли при упоминании матери – злость ушла.
– Да, любила, – сказал он.
– Особенно в праздники, – продолжала Сара. – Мы всегда зажигали свечи на День благодарения и Рождество, помнишь? Красивые и толстые, совсем как эти.
– И они обязательно были белыми. Корабли и свечи, как она говорила, должны быть белыми. Я скучаю по ней каждый день.
– Знаю, папа.
Джордж опять напрягся и взглянул в глаза дочери, словно хотел уличить ее во лжи. Когда она была подростком и иногда приходила поздно с танцев на большой земле, отец так же смотрел ей в глаза, будто в них видел отражение мальчиков, которых она целовала, и пива, которое пила.
– Как твоя болезнь? – спросил он.
– Все в норме.
– Что это значит? Болезнь не может быть в норме. Ты здорова или нет?
– Папа, медицина шагнула вперед, с тех пор как умерла мама. |