Но всадник держался крепко; мустанг, чувствуя, что все его усилия бесполезны, закусывал удила и, обезумев от страха и злобы, бросался в бесконечную прерию.

После трех-четырех часов бешеной скачки он уже не сопротивлялся человеку и вполне подчинялся его воле.

Через день объезженные лошади были уже в лагере. Тогда на новую охоту выехало уже не двенадцать, а сорок человек, и уже через день весь отряд был снабжен великолепными лошадьми.

Соединенный отряд шошонов, апсароков, сиу и белых охотников заключил свои совместные действия общей охотой на бизонов.

После этой удачной охоты отряд разделился, и каждое из племен направилось к своей хижине.

Белых охотников Разящая Рука удержал при себе.

— Господа, — сказал он, — многие из нас скитаются по прерии, не имея определенной цели, подчиняясь лишь одному желанию — пользоваться раздольем пустыни. Но есть между нами и такие, которые ушли в пустыню не по своей воле — их отделили от людского общества несчастия, заставили удалиться в пустыню горе и человеческая несправедливость. Здесь, в жизни, полной тревог и лишений, они стремятся к тому, чтобы устроить свое счастье и, если возможно, возвратиться к людскому обществу, увидеть и облегчить участь дорогих для них людей…

Разящая Рука остановился, видимо, охваченный тяжелыми воспоминаниями.

Его слова произвели впечатление и на охотников; в их воображении встали картины давно забытой родины, лица близких людей.

— У нас не принято в прерии, — сказал старик Бауман, — спрашивать людей о их прошлом, но, действительно, многие из нас пришли сюда в силу особых несчастий, оторвавших их от человеческого общества, к числу таких людей принадлежу и я. Но я уже состарился в прерии, мне нет охоты на склоне лет менять свои привычки, я задохнусь в городе. Но у меня есть сын…

— Отец, — прервал его Мартин, — неужели ты думаешь, что я оставлю тебя? Я вырос в пустыне, сроднился с ней…

— Я знаю это, — сказал Бауман, бросая на сына взгляд, полный любви, — но я не могу допустить, чтобы ты всю жизнь провел вдали от людей. Я мучаюсь тем, что не могу дать тебе возможности получить образование, познакомиться с жизнью человеческого общества. Ты должен побывать в городах, учиться, узнать жизнь, и тогда выбирай, что больше придется тебе по душе — возвращайся ко мне или же оставайся там… Не спорь со мною — это необходимо для моего спокойствия. Иначе я не закрою спокойно глаза, когда придет мой час… — Бауман замолчал.

— Ваш отец говорит правду, — сказал Разящая Рука, — он не может принять на себя тяжелой ответственности, связанной с решением оставить вас навеки вдали от людей. Он прав, предоставляя вам самому решить этот вопрос. Но являться в город молодому юноше, не имеющему средств, значит сделаться жертвой борьбы за существование. Вам придется только мечтать об образовании, но не получить его, так как весь ваш труд и все ваши силы уйдут на добывание куска хлеба насущного — да и то будет хорошо, если вам удастся его добыть. Следовательно, прежде чем думать о возвращении в город, вам необходимо запастись этими средствами. Пока же, как я думаю, их у вас нет.

При этих словах Разящая Рука вопросительно взглянул на Баумана.

Старый охотник с грустью опустил голову.

— Все мое богатство, — сказал он, — заключается в нескольких медвежьих и бобровых шкурах, да необходимых принадлежностях охоты и домашнего хозяйства. Мысль о том, что я ничего не могу дать своему сыну, мучает меня и лишает покоя.

— Значит, я не ошибся, — заметил Разящая Рука, — думаю, что и кое-кто другой не прочь возвратиться в родные места, хотя бы для того, чтобы помочь близким людям.