Все смешалось в тумане кожи, губ, языков и твердой плоти. Мое желание от насыщения только нарастало, и он продолжал питать его. Казалось, прошел час, когда я сощурилась от проникшего из-за его плеча света.

— Ты включил лампу? — ахнула я, гадая, зачем он это сделал.

Кости выгнул шею и зажмурился:

— Быть того не может!

— Чего? — спросила я, когда он вскочил с постели.

Яркий свет хлынул в комнату, когда Кости раздвинул не замеченные мною прежде шторы. Он обернулся ко мне и поднял брови:

— Солнце.

Не могло уже настать утро. Но доказательство заливало его грудь желтыми лучами. Кости пристально взглянул на меня и рывком задернул окно.

— Мне все равно, — сказал он, возвращаясь в постель. — Так, на чем мы остановились?

27

— Ты шлюха!

Первый удар опрокинул меня на спину, прежде чем я успела понять, кто его нанес. За ним последовал еще один. Я пыталась защищаться, но руки меня не слушались. Секунду спустя я поняла, в чем дело. Они были прикованы к полу. Грегор, стоя рядом на коленях, безжалостно избивал меня.

— Ты об этом пожалеешь, — выговорила я в паузе между ударами.

— Ты мне угрожаешь?

Жестокий удар в живот заставил меня согнуться, насколько позволяли металлические скобы. Черт, кто это сказал, что во сне не чувствуешь боли?

— Я твой муж, хоть ты и не заслуживаешь права так меня называть, распутная сука!

Внезапно удары прекратились, и Грегор погладил меня по щеке:

— Chérie, зачем ты это делаешь? Зачем упорно сердишь меня? Ты знаешь, я должен побить тебя за измену, но мне от этого больно.

Я сквозь боль сумела рассмеяться:

— А, ясное дело! Тебе больнее, чем мне, да? Ты — величайший в мире мудак, Грегор.

— Будешь делать, что я скажу! — Фальшивая нежность исчезла. Он снова лупил меня при каждом слове. — Ты вернешься ко мне сейчас же,  не то пожалеешь!

— Давай-давай! Покажи, на что ты способен! Меня и раньше, бывало, били и мучили, а с тобой все пройдет, как только я открою глаза. Ты меня не запугаешь, Грегор.

Он схватил меня за волосы, дернул так, что я почувствовала, как подались скобы.

— Только позволь ему превратить тебя в вампира, — шипел он, — и тебе будет по-настоящему плохо. Понимаешь меня?

Я в упор смотрела на него:

— В шестнадцать лет я была к тебе неравнодушна. И когда память вернулась, кое-что еще оставалось. Но теперь, Бог свидетель, клянусь, что вобью тебя в землю. Ты меня понимаешь?

Он ударил так сильно, что перед глазами почернело, но мне его вспышка пошла на пользу, вышибла меня в реальность. Я услышала встревоженный голос:

— Котенок, проснись!

Меня тряс Кости. Щека еще слегка горела, и я понимала, что это не остаточная боль от кулаков Грегора. Кости меня не только тряс.

— Перестань, хватит с меня побоев, — пробормотала я, отмахиваясь от его рук.

Он не отпустил меня, но трясти перестал.

— Он тебя бил? Ты плакала во сне потому, что он тебя бил?

Я села, натянула повыше одеяло и постаралась стряхнуть остатки сна. Призрачная боль растворялась с каждой секундой.

— Он был в бешенстве.

Кости глухо зарычал, напрягся всем телом.

— Ты проспала не больше часа, но не лучше ли тебе встать? Или примешь те таблетки? Я подумать не могу, что он подстережет тебя, стоит тебе снова задремать.

— Никаких таблеток.