Прошел дождь, а к ночи снова снег, и так до самого утра. Теперь он падал на землю редкими, мокрыми хлопьями. Кругом было сумрачно, сыро и удивительно тихо. В этой напряженной, мрачной тишине копыта лошадей ступали со звучным чавканьем, погружаясь в слякоть опавшей листвы. С мокрых, черных ветвей падали крупные капли и, ударяясь о слякоть, превращались в грязь.
Охрана Ньюри Ферана ехала медленно, в таком лесу не перейдешь на галоп. Герцог следовал в центре своего маленького отряда, не рискуя выехать вперед. Обычно он любил гарцевать во главе любой процессии, но не сейчас. Феран то и дело нервно оглядывался и крутил головой, что-то его беспокоило. Сырой, молчаливый лес, белый снег, черные деревья, белые хлопья медленно падают в грязь и тоже становятся черными, будто все, что коснется земли, чернеет, не выдерживая тяжести ее воспоминаний, а вспомнить эти места могли многое. Белое и черное, два цвета, две истины, а суть одна.
Вода стекала по расшитому серебром плащу и постепенно пропитывала камзол, словно сочащаяся из раны кровь. Феран пытается отогнать мрачные мысли, он еще спорит с судьбой, а может, не хочет ее видеть, как не хочет видеть приговоренный к смерти преступник лица своего палача. Взглянуть в глаза значит узнать истину, а на это нужно особое мужество. Еще вчера все казалось ему злой шуткой. Старая ведьма могла пошутить, но это было вчера, а сегодня…
Он вспомнил, как в его судный зал привели старуху в рваном тряпье, он было решил, что она осуждена за кражу. Последние годы не были урожайными в здешних краях, словно природа вымещала на людях свою злость. Попрошаек в округе развелось видимо-невидимо, случались и кражи, так как людям нечего было больше подать. Феран приготовился отдать приказ, чтобы воровку вздернули на базарной площади, но слуга шепнул ему, что она ведьма. Зачем? Если бы он этого не знал, она бы уже болталась на виселице, не произнеся своего пророчества. Но он узнал. Узнал, что ее обвиняют в том, что она наводила порчу на окрестный скот. Старуха долго говорила что-то в свое оправдание, ей не хотелось сгореть, но в конце, поняв, что Его Светлость ее не слышит, вдруг выпрямилась, став чуть ли не одного с Фераном роста, и сказала спокойно и громко, глядя прямо ему в глаза, что герцогу лучше сжечь ее немедля, потому что завтра он сам умрет.
Вчера за стенами замка весь день шел дождь, только к ночи превратившийся в снег. В такую погоду не сжигают колдунов и ведьм, любой костер погаснет. А на утро Его Светлость выехал в путь, словно начисто забыв о ее пророчестве. Зато теперь он вспомнил его. Помнил и боялся. Шальная мысль крутилась в голове, не давая покоя, он может умереть здесь, Бог знает от чего, а проклятая ведьма останется жива, сидя в его темнице.
Ветви кустов шевельнулись неуловимо, капли воды, словно хрусталь, посыпались вниз. На тропе, впереди, показались два темных призрака. Кони заржали под седоками, два первых встали на дыбы. Один из охранников полетел наземь. А в следующий момент звонко тенькнули две тетивы, и еще два всадника упали, пронзенные длинными эльфийскими стрелами. Свита герцога схватилась за мечи, но новый залп унес еще две жизни. Лошади рванули вперед, но призраки тут же исчезли, словно растаяли в сырой мгле. Через миг, стрелы уже летели с другой стороны.
— Это духи! Лесные духи ополчились на нас.
Кто первым выкрикнул это, кто повернул коня?
— От них нет пощады. Спасайтесь!
Только четверо телохранителей остались возле своего господина, остальные слуги умчались прочь. Лошади не слушались ни ударов, ни пинков, видно лесные демоны знали против них заклятье. Охранники спешились, готовые вступить в бой. И тут же темные плащи демонов закружились в смертельно танце, лезвия мечей сверкнули молниями. Только конь Ферана остался неподвижен, словно заклятье легло на него, а сам герцог остался сидеть на нем, подобно статуе, величественной и недвижной.
Его воины бросились вперед, подбадривая себя криками, и две высокие, призрачные тени враз расступились, словно в слаженном па, пропуская их между собой, и сомкнулись за спинами вновь, не издав ни единого звука. |