Для лова у Риана были нехитрые снасти, что-то похожее на обычный бредень и тонкая бечева с крючком и поплавком из пучка птичьих перьев. Обычно он ленился, закидывая бечевку, и знай себе полеживал на бережку в ожидании, пока клюнет рыбка. Одному ему хватало всего нескольких рыбешек.

— Когда-то еще в юности отец моей матери взял меня на охоту за морским зверем, — рассказывал негромко Риан. — Тогда я научился пользоваться гарпуном, и потом мне это умение здорово пригодилось. Достаточно наточить палку и… Особенно в морской воде. Вдвоем можно набить рыбы на ужин десятку голодных воинов.

— А сейчас как будем?

— Неохота лезть в воду, — улыбнулся Риан. — В крайнем случае, возьмем бредень. А так половим на крючок. Я знаю тут местечко, где полно червей.

— Давно я уху не ел, — признался Гилд.

— А можно еще запечь несколько рыбешек в углях. С зеленью.

Распаляя друг другу аппетит дальнейшими рассказами про разнообразные вкусности, мужчины с азартом ловили рыбу. Откровенно говоря, с кулинарными изысками Риан за всю свою жизнь так познакомиться и не успел. Хотя, что касается вина, то бывали случаи разные

— Глупо говорить, что в старину все было лучше, но это не относится к вину. Тех вин, что подавали когда-то на пирах владык, уж не будет никогда. — Мечтательно вздохнул он, насаживая на крючок очередного червячка. — Иногда мне снится большое застолье, серебряные кубки, полные вина и эля, свет тысяч светильников, кажется, что кровь быстрее бежит по венам, и просыпаться не хочется.

Гилд поглядел на сородича немного странно.

— Что не верится? — рассмеялся альв. — Это я сейчас точь-в-точь пугало огородное, а тогда сам Верховный Король не гнушался моего совета.

Его тихий смех был как журчанье ручья. Похоже, бывшего воина самого крайне забавляло настоящее его положение — отшельника и изгнанника.

— Были и вина, и пиры, и Короли… — отсмеявшись, промолвил он. — Каждый последующий мельче предыдущего, слабее духом и зависимее от обстоятельств. После того, самого первого, другие владыки оказались не чета. Нельзя заставить себя преклонить колена и произнести слова верности пред амбициозным, расчетливым и самовлюбленным лордом, в котором уже только тлеет искорка былого гордого пламени нашего народа. Я так и не смог. Тогда казалось, что людям служить проще. Они не требовали к себе ни любви, ни доверия. Только мои клинки и мой опыт.

Горьки были его слова, горьки и солены непролитыми слезами по утраченному. А ему было что утрачивать. Спокойный и решительный взгляд глаза в глаза, не как вассал и сюзерен, но как соратник и брат по оружию, гордый разворот широких плеч, облитых в червленую сталь, сияние венца, серебряные знамена за спиной…

— Должно быть красиво… — глядя вдаль, словно самому себе обронил Гилд, и добавил совсем тихо, — я этого никогда не видел.

Он вспомнил ту битву, на которую шли они на своей земле, вспомнил, и чуть поморщился. В тот год их селению все время досаждали кочевые племена, приходящие с востока с набегами. Кочевники досаждали и людям и альвам, с той лишь разницей, что люди жили южней, на равнине, и селение альвов отгораживало их от набегов, словно щитом. Чтобы разбить орду и отбросить кочевников в степь, требовалось совсем немного, объединить силы людских и нелюдских дружин и ударить по врагу с двух сторон, однако это оказалось проще сказать, чем сделать. Шли долгие как летний день переговоры лордов, людской барон и владыка альвов не раз сходились за столом, только решить ничего не могли.