|
И перешли на третью баржу. Грязный, кудластый щенок выскочил из казенки. С ласковым визгом и радостным бреханьем, быстро вертя хвостиком и припадая всем телом к полу, бросился он к ногам вступивших на палубу. — Кто смел в караване собак разводить? — грозно вскрикнул Марко Данилыч, изо всей силы пихнув сапогом кутяшку. С жалобным визгом взлетела собачонка кверху, ударилась о пол и, поджав хвост, прихрамывая, поплелась в казенку. — Чей пес? — продолжал кричать Смолокуров. — Водолива, должно быть,— тихо, вполголоса промолвил Василий Фадеев. — Должно быть! — передразнил приказчика Марко Данилыч.— Все должен знать, что у тебя в караване. И как мог ты допустить на баржах псов разводить? А?.. Рыбу крали да кормили?.. Где водолив? Водолив немножко выдвинулся вперед. — Виноват, батюшка Марко Данилыч,— боязливо промолвил он, чуть не в землю кланяясь Смолокурову.— Всего—то вчерашний день завел, тонул, сердечный, жалко стало песика — вынул его из воды... Простите великодушно!.. Виноват, Марко Данилыч. — То—то виноват!.. Из твоей вины мне не шубу шить!— вскрикнул Смолокуров.— Чтоб духу ее не было... За борт, назад в воду ее, проклятую. Ишь что выдумали! Ах вы, разбойники!.. И, обругав водолива, молча перешел с Фадеевым на четвертую баржу. — Это судак? — спросил Марко Данилыч приказчика. — Первы три баржи все с судаком—с,— молвил Василий Фадеев. — С соленым? — Так точно—с. — Бешенка где? — На пятой—с. — На четвертой что? — Сушь. — Вся? — Вся—с. — Коренная где? — На шестой белужина с севрюгой, на седьмой осетёр. Икра тоже на седьмой—с, пробойки, жиры, молоки. — На восьмой значит ворвань? — Так точно—с. Замолчали и молча прошли на другую баржу... Набрался тут смелости Василий Фадеев, молвил хозяину: — Расчету рабочие требуют, Марко Данилыч. Промолчал, ровно не ему говорят, Марко Данилыч. — Галдят, четвертый, дескать, день простой идет, харчимся, дескать, понапрасну работу у других хозяев упускаем. Опять промолчал Марко Данилыч. — Говорю им, обождите немножко, вот, мол, хозяин подъедет, без хозяина, говорю, я не могу вам расчетов дать, да и денег при мне столько не имеется, чтобы всех ублаготворить... И слушать не хотят—с... вечор даже бунта чуть не подняли, насилу улестил их, чтобы хоть до сегодняшнего—то дня обождали. — Это все судак? — спросил, не слушая Фадеева, Марко Данилыч. — Так точно—с. — Зачем ворвань далёко поставили? С того бы краю сподручнее было. |
