|
Тот скит несколько лет пред тем весь выгорел дотла; а между тем дошли до Петербурга сведения, что там есть много обителей, а из них самою главною и многолюдною считается обитель Анфисина, построенная будто бы лет двести тому назад инокиней Анфисой, родственницей, как говорило предание, святого Филиппа митрополита. Чтобы застать службу во всех часовнях и моленных, чиновник выбрал для их осмотра вечер Успеньева дня. Осмотрев и запечатав все до одной моленные, чтобы скитницы чего—нибудь не спрятали, петербургский чиновник остановился в Анфисиной обители, осмотрел ее и составил подробную опись иконам и всему другому, там бывшему. Игуменья обители Маргарита, известная больше под именем Кузьмовны, с особенным радушием встретила приезжего и разговорилась с ним обо всех делах обительских. Ее племянница Анна Сергевна прислуживала гостю, разливала чай и потом сама подавала чем бог послал поужинать. Петербургский чиновник ночевал в обители Анфисиной и потом в ней не раз бывал. Из двадцати с лишком часовен и моленных только три уцелело после бывшего пожара, прочие, как вновь построенные, остались запечатанными и через несколько времени земскою полицией были сломаны. Из Оленева петербургский чиновник, сопровождаемый местным исправником, отправился в незадолго пред тем обращенный к единоверию Керженский скит, уж обставленный церквами; там игумен Тарасий, после того архимандрит, встретил гостя даже со слезами. — Ох, любезненький ты мой,— говорил он,— кого мне привел бог встретить в наших местах! Места наши пустые, лесные; как—то ты добрался до нас! Разве что с помощью господина исправника, он в своем уезде везде всю подноготную знает. А у нас место пустынное, как есть настоящее иноческое пребывание. Только и утехи нам, что окуней половить в Керженце да ими маленько себя полакомить. Ты не взыщи с меня, что встречаю я тебя в таком одеянии,— прибавил отец Тарасий, указывая на свою свитку, всю вымоченную водой,— сейчас в Керженце был, рыбешку ловил, как мне про тебя сказали. Не обессудь ты меня, любезненький мой; надо бы к тебе во всем чину явиться, а я вон какой измоченный да перемоченный. Не обессудь, касатик ты мой,— низко кланяясь, говорил петербургскому гостю отец Тарасий.— Ступай в мою келью, а я меж тем приоденусь и приду как надо встретить дорогого гостя. — Не беспокойтесь, пожалуйста, отец Тарасий,— сказал на то петербургский чиновник.— Не в одежде дело, а в радушии. Останьтесь как были, ежели это вас не холодит. — За ласковое слово много благодарим,— сказал отец Тарасий, но, несмотря на приглашение чиновника, пошел переодеться и вскоре явился к нему в полном чину. — Напрасно беспокоились, отец Тарасий,— сказал гость,— право, напрасно, разве что простуды боялись. — Ах ты, мой любезненький, гость ты мой дорогой! — вскрикнул игумен, обнимая чиновника и лобызаясь с ним,— как же смею я быть пред тобой не во всем иночестве! А ты пойдем—ка со мной вот сюда. И повел гостя в другую соседнюю комнату. Там на столах стояли: уха из только что наловленных окуней, пирог с малосольною осетриной, каша с молоком, оладьи, а на другом столике были поставлены: водка, виноградное вино, а к ним копченые рознежские стерляди и другая рыба, икра, соленые рыжики и грузди, маринованные грибы и другие снеди. — Потрапезуем—ка, любезненький мой, чем бог послал у старца в келье,— говорил отец Тарасий. |
