В соседней комнате о чём-то шёпотом совещались.

Потом вдруг дверь разом распахнулась. Сначала Дергач не разглядел никого. Но потом он увидел, что оба налётчика предусмотрительно улеглись на пол, очевидно, опасаясь, чтобы тотчас из раскрытой двери не бабахнул по ним выстрел. В руках у них были наганы.

— Нет никого, — сказал граф.

Однако Хрящ двумя прыжками очутился возле вороха сена, лежавшего в углу, и сильно пнул его ногою.

Злорадный крик вырвался у него, когда он увидел перед собою сжавшегося в комочек Дергача:

— А… — так ты вот где… так ты следишь за нами… донесение кому-то с собакой послал, в милицию, что ли?… Чья это была собака?…

И Хрящ со всего размаха ударил Дергача. Тот зашатался и, делая отчаянную попытку если не оправдаться, то выиграть время, ответил:

— Я не в милицию писал, а мальчишкам знакомым, чтобы они завтра не приходили сюда, потому что здесь есть кто-то чужой. Это их собака, они здесь её прятали.

— А… я знаю… кто такие… — процедил Хрящ, обращаясь к графу. — Они на днях всё время вертелись тут, около усадьбы. Один из них сын того самого сторожа… Ну, знаешь какого… к которому я всё за фотографией хожу…

— Постой, — прервал его граф, — записка-то всё-таки может в милицию попасть… Чёрт знает, что в ней этот змеёныш написал. Её надо вернуть во что бы то ни стало… иначе всё дело может рухнуть… Собака, должно быть, до утра по двору бродить будет… Попробуй проберись во двор и убей её… и сорви написанное на ошейнике… Это ведь не шутка… Мы ещё ничего же не сделали… Хрящ ударил ещё раз Дергача и сказал зло:

— Вот ещё, путайся теперь с собакой!… Своего дела мало, что ли… Ну ладно… Останься здесь… Да свяжи руки этому гадёнышу… И смотри будь начеку… В случае чего… стукнешь, а сам туда подашься… там и встретимся.

И он исчез.

Вернулся Хрящ часа через полтора. Он был разозлён, и правая рука его была вся в крови.

— Проклятая собака! — сказал он. — Её заперли в баню… Я пробрался туда, ударил её ножом, но она, как остервенелая, впилась мне в руку… Тут содом поднялся, кто-то даже бабахнул мне вдогонку, да счастье моё, что мимо.

— А записка?

— Какая, к чёрту, записка! Там к ошейнику целая карточка подвешена была. Я рванул — половину сорвал, а половина там осталось. На, смотри…

Граф посмотрел на поданный ему обрывок и крикнул:

— Слушай, да ты знаешь, что это такое? Это-то и есть половина той самой фотографии, которая нам нужна; но только весь низ ее, который нам больше всего нужен, остался там… Как она попала к тебе? — спросил он, рванув Дергача за плечо.

Дергач ответил.

— Эх, ты! — ядовито сказал граф Хрящу. — Побоялся собачьего укусу. Ну что бы тебе её всю сорвать! И всё дело было бы кончено… А теперь что… весь участок оранжерей перерывать, что ли…

— Эх, ты тоже хорош! — огрызнулся обозлённый Хрящ. — Ваше сиятельство! Хозяин усадьбы — и не может показать место, где пальма росла.

— Дурак! Да когда нас мужичьё из усадьбы выгнало, мне всегото-навсего двенадцать лет было.

— А чья же это рожа на карточке?

— Это старший брат мой. Я на него очень похож был. Да и вся наша семья схожа собой была, это у нас фамильные нос и подбородок… Ну, а что. же теперь делать?

Хрящ подумал и сказал:

— Надо пока на всякий случай смотаться отсюда.