Бишоп знал, каково это, через что она прошла. Она больше не одинока в этом. Он точно знал, что она чувствует, и ей не нужно даже говорить об этом. Он понимал ее, знал, что она сделала, а что нет, и все равно простил ее.

Бишоп не винил ее за то, что она не смогла спасти девочек. Он не винил Квинн за роль ее матери во всем этом.

А раз он не винил, то, возможно, и остальные не станут.

Она не знала, как долго они простояли, прижавшись друг к другу. Это не имело значения. Ничто не имело значения, кроме их общего горя и боли. Его сострадание стало утешением, в котором Квинн отчаянно нуждалась. Несмотря на свои собственные страдания, он дарил его свободно.

Наконец, Бишоп отстранился. Он обхватил ее лицо своими большими ладонями. Слезы текли по его лицу. Он не пытался их смахнуть.

– Теперь Юнипер, Хлоя и Дафна в руках Божьих. Им больше не больно. Они больше не боятся. Он сотрет все слезы с их глаз. И не будет уже ни смерти, ни скорби, ни плача, ни боли, ибо все это прошло.

Квинн кивнула. Бабушка верила в Бога, делала все эти церковные вещи, в которых Квинн никогда не находила особой пользы. Но она видела, как это утешало Бишопа, как его вера поддерживала его после трагедии, которая сломила бы любого другого человека.

Что то в глубине ее души жаждало такого же покоя.

Если Бишоп обрел его после всего, что у него отняли, возможно, он реален. Может быть, это то, что она тоже сможет найти и сохранить.

– Спасибо, – прошептала она.

Бишоп сжал ее плечо.

Далекий крик привлек ее внимание. Бишоп отступил назад и огляделся, прикрыв глаза рукой.

Еще один крик. Кто то сердито кричал из глубины толпы.

В задних рядах собравшихся возникла суматоха, люди поспешили отойти в сторону, когда группа из шести или семи мужчин и женщин пробилась сквозь них к передней части.

Их тела были напряжены, руки сжаты в кулаки, выражение лиц – яростное. Они шатались, как пьяные.

– Сейчас не время для слез! – крикнул мужчина, шедший впереди. Он потряс кулаком в воздухе. – Настало время для справедливости!

– Что вы собираетесь с этим делать, суперинтендант Синклер? – присоединилась женщина. Ее звали Пэтси Снайдер, владелица бакалейной лавки «Френдли». Ее брат стал одной из жертв. – А что насчет вас, шеф Бриггс? Вы собираетесь хоть раз оторвать свою жирную задницу и посмотреть, как вершится правосудие?

– Они все еще там! – закричал первый мужчина. – Вы развешиваете ленточки, в то время как должны повесить монстров, которые это сделали!

– Где справедливость для моего брата? Убейте этих монстров!

– Они убили мою соседку и ее детей. Они заслуживают смерти!

Шеф Бриггс прочистил горло и проговорил в мегафон.

– План разработан. Мы сейчас занимаемся организацией. Процедуры должны быть…

– К черту процедуры! – крикнул кто то еще.

– Правосудие сейчас! – прокричала женщина в толпе. – Правосудие для Кроссвей!

Другие подхватили этот клич. Десятки людей скандировали:

– Правосудие для Кроссвей!

Всего за несколько мгновений настроение толпы изменилось от скорби до возмущения. Квинн чувствовала, как опасная, искрящаяся энергия проникает в них. Подхваченная как простуда и быстро распространяющаяся.

Это были нормальные, скучные, законопослушные люди, друзья и соседи. Но сейчас ими управляли страх и гнев. Они изменились до неузнаваемости.

– Успокойтесь! – крикнул шеф Бриггс в мегафон. – Всем сохранять спокойствие!

Толпа не слушала. Они рванулись вперед, как единый слаженный организм. Кулаки взметнулись вверх и сотрясали воздух. Лица исказились от ярости, требуя справедливости. Они угрожали захлестнуть сцену.