— Четыре к одному на одиннадцать.

Может, еврей Аби и принял бы ставку, но черные собратья — люди суеверные и они опасаются, что слепому может выпасть что угодно и когда угодно, если он только этого пожелает.

Наконец кто-то, стоявший сзади, вынул десятку, и игра пошла. Метавший раньше вложил кости в правую ладонь слепого. Кости утонули в его руке, словно яйцо в скорлупе. Он потряс их, пробормотал: «Кости, миленькие!» и выпустил их в зеленый загон. Он услышал, как кости одна за другой стукнулись о борт стола, и затем главный воскликнул:

— Пять и четыре, стало быть, девять. Еще один бросок, мистер Игрок. Еще одна попытка.

Слепой снова поймал брошенные ему кости, потом обвел незрячим взглядом лица столпившихся у стола игроков, как бы попеременно всматриваясь в каждого из них. Затем он сказал с вызовом в голосе:

— Четыре к одному, я сейчас наберу не меньше.

Возможно, еврей Аби и принял бы пари, но слепой прекрасно понимал, что никто из его черных собратьев не пойдет на такой риск. Он, собственно, и предложил-то это исключительно из духа противоречия. Мерзавцы, сволочи, думал он, только и ждут, чтобы его обжулить. Но ничего, это им дорого обойдется.

— Бросай, игрок, — рявкнул главный. — Хватит их щупать, это не женские груди.

С надменным видом слепой бросил кости. Они покатились по столу.

— Семь! — вскричал главный. — Четыре-три. То есть семь. Опять мимо!

— Кости меня не любят! — грустно произнес слепой. Затем, подумав, добавил: — Эй! Дайте-ка мне на них посмотреть.

Всем своим видом выражая презрение, главный бросил кости слепому. Тот поймал их, ощупал и сказал:

— Какие-то они горячие!

— Я же говорил тебе, это не женские груди. — И крикнул всем остальным. — Следующая игра. Кто бросает?

Следующий игрок метнул кости, главный посмотрел на слепого и сказал:

— Десять долларов в центр. Будешь ставить?

Слепой имел право на отыгрыш, но отыгрываться было нечем.

— Я пас, — сказал он.

— Выбыл, — крикнул главный. — Самое грустное слово на земле и на воде. Кто желает еще поиграть, милости просим.

Слепой подошел к умывальнику вымыть руки. Затем он удалился. Спускаясь по лестнице, он столкнулся с парой негритянок, которые, напротив, поднимались по ступенькам, и даже не подумал отойти в сторону. Он просто прошел дальше, не извинившись и вообще не проронив ни слова.

— Что за манеры! — пропела задастая сестрица.

— Ну почему наши мужчина такие? — удивилась ее худощавая спутница. — В них нет ничего христианского.

— Он просто проигрался в этом притоне, — сказала толстуха. — Я-то знаю…

— Почему никто не заявит в полицию? — удивилась худая сестрица. — Это же стыд и срам!

— Это верно. Но тогда они пришлют сюда этих белых сукиных сынов, прости меня Господи, ты ведь тоже белый.

Слепой услышал это и пробурчал себе под нос, на ощупь спускаясь дальше по лестнице:

— Это точно. Потому-то вы, черные стервы, так его обожаете…

Ему очень понравилась эта мысль, отчего он потерял осторожность и, оказавшись на улице, столкнулся с черным собратом, спешившим на похороны.

— Смотри, куда идешь, падла, — рявкнул тот. — Тебе нужен весь тротуар?

Слепой остановился и обернулся к обидчику.

— Хочешь поссориться, гад? — осведомился он.

Тот бросил взгляд на не сулящее ничего доброго выражение лица оппонента и поспешил убраться подобру-поздорову.