Вторая рука бесцельно водила пистолетом, словно его дуло могло помочь что-то увидеть.
— Куда? — горестно взывал слепой. — Куда идти?
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ
Гарлемцы пришли в такое бешенство, на которое только и способны жители этого района. Нью-Йоркские власти распорядились снести трущобы, в квартале на северной стороне 125-й улицы в районе Седьмой авеню. Жителям некуда было податься. Другие гарлемцы были недовольны, потому что понимали: переселенцы из этих домов появятся у них, и их районы тоже станут трущобами. В квартале хватало маленьких магазинов, кафе и прочих коммерческих заведений, и их владельцы тоже были недовольны: арендная плата в новых домах была слишком высокой.
То же самое можно было сказать и о квартирной плате, но пострадавшие квартиросъемщики даже не успели об этом подумать. Необходимость поскорее подыскать жилище как-то заслонила от них все остальное. Они неохотно расставались с домами, в которых многие из них родились, где они женились, рожали детей, где умирали их родные и близкие. Их мало утешал тот факт, что эти дома были признаны негодными для проживания людей. Обстоятельства принуждали их жить там, пока они сами не деформировались настолько, что жилища и жители стали прекрасно подходить друг другу. Теперь же их выгоняли из привычных берлог, и этого было достаточно, чтобы взбунтоваться.
Какая-то негритянка, наблюдавшая за происходящим с противоположной стороны улицы, мрачно заметила:
— Это они называют программой жилищного развития. По-моему, это программа жилищного уничтожения.
— Почему бы ей не уткнуться, — хихикнула молодая и нахальная чернокожая особа, — что толку чесать языком.
— Она похожа на старый облезлый матрас, фыркнула ее столь же молодая и нахальная подруга.
— И ты тоже заткнись, — обрезала ее спутница. Доживешь до ее лет, сама станешь матрасом.
Двое молодых людей, только что вышедших из спортзала ХАМЛа остановились у витрины Африканского Мемориального книжного магазина, расположенного рядом с ювелирным магазином.
— Они и магазин, глядишь, снесут, — сказал первый. — Они не оставят нам ничего.
— Подумаешь, — отозвался его спутник. — Лично я не читаю.
Его друг удивленно уставился на него:
— Что ты говоришь! Тебе надо научиться читать непременно!
— Ты не понял меня, старина. Я не сказал, что не умею читать. Я сказал, что не читаю. Ну, зачем мне читать всю эту чепуховину?
На это его спутник только хмыкнул, и они удалились.
Но большинство чернокожих братьев и сестер стояли и равнодушно смотрели, как огромные металлические шары врезаются в дряхлые стены домов. День выдался жаркий, и гарлемцы покрывались обильным потом и вдыхали воздух, отравленный выхлопными парами и белесой пылью от штукатурки.
Дальше на восток, на другом конце обреченного квартала, где 125-ю улицу пересекает Ленокс-авеню стояли Могильщик и Гробовщик и стреляли из своих больших никелированных револьверов 38-го калибра в огромных серых крыс, что разбегались из-под сносимых домов. Всякий раз, когда стальной шар врезался в стену, на улицу выбегало несколько крыс, и вид у них был куда более недовольный, чем y выселяемых жильцов.
Здание покидали не только крысы: перепуганные стаи клопов ползли по руинам, а жирные черные тараканы совершали самоубийство, прыгая из окон.
За подвигами детективов с удовольствием наблюдали завсегдатаи из бара на углу. Им страшно нравилось смотреть и слушать, как ухают револьверы.
— Не перестреляйте кошек по ошибке, — сострил один из зрителей.
— Кошки слишком маленькие, — отозвался Эд Гробовщик. — Эти крысы скорее похожи на волков. |