И он был рад этому. Он старался понравиться.
Но не меньшее наслаждение он получал от самой игры, от своих пальцев на клавишах. Музыка была для него лучшим, действительно единственным лекарством. Невозможно думать о печальном, когда играешь. Работа отступала на задний план. Без сомнений, музыка могла затронуть самые потаенные чувства, всколыхнуть воспоминания, но и это было замечательно. И это было необходимо.
Затем он сфальшивил, быстро исправился и посмотрел на нее. Вот этого он и хотел добиться, старался произвести впечатление на девчонку. Женщину. Личность.
— Играл когда-нибудь для президента? — спросила она его.
— Мелочь, я играл вместе с президентами.
— Трумен?
— Эй! Я еще не настолько стар.
Она легко и мягко рассмеялась, он готов был любить этот мягкий струящийся смех. Она прикоснулась губами к бокалу с шерри.
— С кем же тогда?
— Ну… Никсон и я соорудили не худший вариант «Лунного блеска».
— Я кое-что слышала о тебе и о нем.
— О? — и он заиграл «Чем чаще я_ вижу тебя».
— Я слышала, что старый хитрец Дик считал, что ты редко улыбался.
Хорриган рассмеялся.
— Не так, не так, — и он сымитировал эту действительно ужасную интонацию В.С.Филдси, — грязный поклеп, дорогая.
— А что же правда?
— Никсон и я, мы с ним шикарно уживались, этакая любовная парочка. А с кем я бодался не на шутку, так с его тупоголовым главою администрации.
— Холдеманом?
— Именно, «Бобом» лично. Сарджент напоминает мне его до зубной боли, — он смотрел на свои руки и клавиши, и воспоминания приходили к нему, и он делился ими с ней. — Однажды, во время предвыборных встреч в Бостоне, Холдеман приказал мне разогнать протестующих. Не хотел, чтобы телевизионщики снимали их. Я отказался.
— Отказался?
— Я ему кое-что напомнил.
— Что?
— Ну то, что мы свободная страна. Я объяснил ему, что это будет во всех газетах.
Она тепло рассмеялась:
— Готова поспорить, что после этого Боб точил на тебя зубы.
— Постоянно, постоянно, — и он стал наигрывать «Тебе неплохо было бы пойти со мной домой».
— Так это был Холдеман, кто обвинил тебя, что ты недостаточно улыбаешься?
— В точку, — подтвердил он, — и однажды заявил мне: «Агент Хорриган (он всегда подчеркивал это хорь, хорек) — я приказываю тебе чаще улыбаться». Боже. Он еще и «приказывает». Поэтому я уставился на него взглядом удава.
И он изобразил каменное выражение лица, и она захихикала, закивала головой, и ее рыжеватые сверкающие волосы заплясали.
— А потом он говорит: «Мистер, когда я говорю с вами, я президент».
— А я ответил: «Президент? А почему же вы больше похожи на хорька в плохом костюме, сэр?»
Смех не утихал:
— Хорошая концовка: «сэр». Классно, Фрэнк.
Он улыбнулся, подняв брови:
— А на следующий день они перевели меня в отдел охраны зарубежных гостей. И первым мне достался Фидель Кастро, когда он приехал в ООН.
— Ой! — воскликнула она.
— Вот тебе и ой. Один из самых заклятых наших врагов. Ой, как же я хотел подарить пулю сукину сыну.
— Грязное дело, но…
— А знаешь, я потом узнал, что ЦРУ готовило покушение на Фиделя, и как раз в это время. Дьяволы, могли бы просто обратиться ко мне. |