Угроза была откровенной, но мы продолжали идти, и она шла точно в ногу со мной. Вот почему она так со мной мила и дружелюбна. Зачем подставляться под гнев Айви, когда можно передоверить неприятную работу Пискари?

Меня внутренне трясло, но Стриж еще не закончила. Ее красивое лицо свело гримасой внутренней борьбы, и она добавила с горечью:

— Она тебя любит. И я знаю, что она меня использует, что бы разжечь твою ревность. А мне все равно. — У нее глаза вспыхнули, расширяясь. — Она хочет с тобой делиться всем, а ты швыряешь эти дары в грязь. Зачем ты с ней живешь, если не хочешь, чтобы она к тебе прикасалась?

Вдруг во всем этом стал понятен смысл.

— Стриж, ты все не так поняла, — тихо сказала я. И ночь была тиха, только влажно шуршали машины на улице. — Яхочу найти с Айви равновесие на крови. Это она упирается, а не я.

Белые сапожки щелкнули и остановились, и я остановилась тоже. Стриж смотрела на меня в упор:

— Она всегда сочетает кровь и секс. Чтобы держать себя в руках. Ты такого сочетания не хочешь. Айви мне сказала.

— Да, я не хочу с ней секса. Но это же не значит, что мы не могли бы…

Я замолчала. Зачем я это все ей говорю?

Потрясение ясно читалось на бледном лице Стриж, и в свете проехавшей машины рельефно выступили его черты. Свет ушел, и ночь стала еще темнее.

— Ты ее любишь, — сказала Стриж, заикаясь.

Я почувствовала, как щеки загорелись. Да, я люблю Айви. Но это еще не значит, что я хочу с ней спать.

Стриж ссутулилась, став почти отвратительной.

— Не лезь к ней! — прошипела она.

— Здесь решает Айви, не я, — ответила я торопливо.

— Она моя!

Стриж с криком выбросила руку.

Я инстинктивно, не успев испугаться, блокировала удар и шагнула вперед, метя ногой в середину ее тела. Она училась танцам, а не единоборству, и удар попал в цель. Ударила я не сильно, но она тяжело села на мокрый асфальт, ловя ртом воздух. Глаза у нее слезились.

— Боже мой, — извинилась я, протягивая ей руку, — Я не хотела.

Стриж вцепилась мне в руку, дернула на себя, сбивая с ног. Я с воплем покатилась по мокрой траве, одежда сразу пропиталась водой. Вампирша успела вскочить первой, но она плакала, и слезы текли у нее по лицу.

— Не лезь к ней! Она моя!

Невдалеке залаяла собака. Я оправила на себе блузку, мне было страшно.

— Она сама своя, — ответила я громко, не заботясь, что соседи могут услышать. — Мне плевать, спите вы друг с другом или кровь друг у друга берете, или что там еще, но я не съеду.

— Ты стерва и эгоистка! — процедила она сквозь зубы и шагнула вперед. Я отступила. — Оставаться и не давать ей себя трогать — это жестоко! Зачем ты живешь с ней в одном доме, если не позволяешь к себе прикоснуться?

В соседних домах отодвигались шторы, и я стала беспокоиться, как бы кто ОВ не вызвал.

— Потому что я ее друг, — ответила я, начиная тоже злиться. — Она боится, ты это понимаешь? А друг не шарахается прочь, когда его другу страшно. Я подожду, пока она перестанет бояться. Видит бог, она меня ждала, я ей нужна. А она нужна мне, так что сама не лезь!

Стриж остановилась, взята себя в руки. Вид у нее стал спокойный, собранный — и сердитый.

— Ты ей дала отведать твоей крови. Что могла ты сделать такого, что ее испугало бы?

Я подняла глаза — разглядывала промокшие от травы штаны.