Потом, к вечеру, безмерно трусящего завтрашней операции Кирилла Петровича Теплова нафаршировали всякими успокоительными таблетками, от которых он впал в какое-то странное туповатое безразличие, хотя и успел заметить, что невольно и как-то бессистемно просчитывает варианты, по которым ему завтра не выжить.

Во-первых, он может не проснуться после наркоза…

Во-вторых… наоборот… наркоза может не хватить, и он проснется на операционном столе тогда, когда операция будет еще не закончена, и он мгновенно скончается от болевого шока…

В-третьих, черт подери, ему уже почти восемьдесят! Даже если завтра все это пройдет со знаком «плюс», у него элементарно может не хватить сил выкарабкаться из всего этого потом…

Потом… потом…

Потом он впал в какой-то удивительный, слегка душноватый и поразительно крепкий сон.

Он не почувствовал, как Зоя поправила на нем одеяло, и не услышал, как она тихо спросила зашедшего в палату доктора Кольба:

— Если завтра утром я приеду к половине восьмого, это будет не поздно?

— Фрау Теплов, вы вообще можете приехать к концу операции, часам к двенадцати.

— Нет, — твердо ответила Зоя. — Я должна проводить его. За последние двадцать пять лет он трижды провожал меня на такие же операции. Последний раз — здесь, в Мюнхене…

— Я помню, — улыбнулся доктор Кольб. — Тогда я только кончил университет и пришел сюда на онкологию… Спокойной ночи, фрау Теплов.

— Спокой… — успела только проговорить Зоя Александровна Теплова, как…

…в полутемной палате вдруг неожиданно, по-птичьи, коротко и негромко вскрикнул Рафик Алимханов.

И кнопка, в виде салонной сонетки, дозированно подававшая ему обезболивающее лекарство прямо в позвоночник, выпала у него из руки и повисла на тонком электрическом шнуре…

— Боже мой… — по-русски прошептала Зоя и уже по-немецки закричала Кольбу: — Ну сделайте же что-нибудь!

Кольб подошел к кровати «герра Когана», взял его худенькую, навечно разрисованную, безжизненную руку и попробовал нащупать в ней пульс. Это ему не удалось. Тогда Кольб попытался прослушать сердце Рифката Когана-Алимханова.

И тоже ничего не услышал.

Он взял висящий над головой Рафика пульт вызова дежурных сестер и несколько раз нервно нажал на кнопку. У двери сразу же зажегся зеленый сигнальный огонек.

— Мы думали, что это произойдет вчера, — тихо сказал доктор Кольб.

В начале первого часа ночи обессиленная Зоя Александровна Теплова убедилась, что Кирилл Петрович, придавленный всеми транквилизаторами, судя по его громкому и глубокому дыханию, спит тяжеловатым, но крепким сном, поцеловала его и спустилась на лифте в огромный больничный гараж — машин на пятьсот. В кассовом автомате она оплатила очень дешевую дневную стоянку и с трудом отыскала свою машину.

Когда же она открыла дверцу, села за руль и попыталась вставить ключ в замок зажигания, остатки каких-либо сил покинули ее…

Она откинулась на спинку водительского сиденья и прикрыла глаза.

И тут же в ее сознании возникли все события последних полутора часов: деловитая суетня вокруг кровати мертвого Рафика…

….ночная дежурная санитарка собирает в специальный черный пластиковый мешок все его вещи…

Доктор Кольб и сестра усаживают худенькое тельце покойного «герра Когана» для того, чтобы вынуть катетер из его спины и отключить от обезболивающего аппарата…

…освободив его от всех проводов и трубочек, которые честно и упорно продлевали Рафику земное существование…

…Ночная сестра нажимает ногой на педаль у кроватного колеса, и изголовье кровати опускается… А вместе с ним укладывается и тело полусидящего, уже неживого, Рафика…

И когда Рифкат Шаяхметович Алимханов…

…купивший себе за тысячу долларов чужую фамилию и чужую национальность и не доживший до семидесяти пяти лет всего один месяц…

…горизонтально вытянулся во всю свою небольшую длину…

…его с головой закрыли специальной простыней.