|
Словно заранее уверен, что для Пеева нет тайн и преград. «2.4.1943. СК 187 ч. 22, 08. Имеем сведения, что при военном министре создана комиссия, в которую входят представители германского командования, для разработки вопросов, связанных с общей мобилизацией по предполагаемому вступлению Болгарии в войну. Проверьте эти сведения. Сообщите о последних разногласиях в Народном собрании, что представляет из себя оппозиционная группа, какие цели преследует, кто возглавляет эту группу». Или: «Просим указать точно, по каким маршрутам и в каком количестве следуют итальянские части на советско-германский фронт в течение февраля и марта 1943 года, сообщите номера и названия этих частей. Повторите ваши телеграммы относительно оккупационного корпуса и разногласий в парламенте». Или эта: «14.4.1943. СК 160 ч. 15, 41. Срочно повторите место и район сосредоточения германских войск в Румынии». Каково! И ведь Пеев ответил. Быстро, чуть не через сутки. Ну и оперативность! Он что, господь бог? Всеведущ, всемогущ? Откуда ему, к примеру, стало известно о секретных переговорах? «11. 3. 1943. СК 165 ч. 14, 38. Царь отправил Николу Мушанова в Турцию для переговоров с турецкими и английскими официальными лицами. Директор по печати Николов предложил Говедарову выехать в Турцию. Однако царь имеет и свои связи через Драганова в Мадриде». Кто выдал, выболтал, разгласил? Мушанов? Или Говедаров с Николовым? Этих не допросишь, а сами они не прибегут с покаяниями.
А может, Пеев держал кого-нибудь из них на жаловании? Платил русским золотом?.. Да нет, бред все это — русское золото, бриллианты из тайной кассы Кремля. Такие штуки были хороши в двадцатых годах, когда газеты печатали все, что не дай, лишь бы побольше было «разоблачений» и сенсаций. Сейчас в басни о золоте и ребенок не поверит… Мушанов, Николов, Говедаров… Кругом измена, заговоры… Уж если Янко Пеев пошел на сотрудничество с Центром, то кому верить? На кого обопрется трон в трудные времена? Выходит, вся Болгария против режима — от ятака до посла? «Хватит! Буду отдыхать!» Гешев позвал секретаря. — Меня нет. Уехал я. Для всех — уехал. Заперся, достал ракию. Выпил и прилег на диван. В кабинет вползла ночь, черная, как мысли. «Неужели идем к краху? Царь сходит с ума, у Филова вырывают власть… Столько лет я служил им… Кому? Его величеству Борису III, герцогу Сакс-Кобург-Готтскому, князю Тырновскому, графу Рильскому и прочая, и прочая, и прочая. От простого агента до начальника дошел. А что нажил? Презрение, обидные клички. Даже такие, как Павлов, руку стараются не пожимать, боятся запачкаться… Ну и черт с ними! За моей спиной Доктор. Настоящая власть. Я не как другие, пойду с немцами до конца. Одной веревкой связаны». Сигарета, дотлев, обожгла губу. Ракия высушила горло, нёбо саднило. Гешев попытался заставить себя уснуть, но не смог. Встал. Крикнул секретаря, чтобы привели Пеева. Секретарь хотел выйти, но Гешев ухватил его за плечо. — Пусть Пееву скажут, что не на допрос. Просто поговорить с ним хочу. И наручники не одевайте. Понял? Вытряс из пепельницы окурки, проветрил комнату. Достал из шкафчика второй стакан. Сказал Пееву, которого привел дежурный надзиратель: — Садись, пожалуйста, доктор. Прости, что разбудил. — Опять расстреливать повезешь? Лицо у Пеева точно восковое, глаза запали, на губах трещины. — Сегодня не повезем. А вообще, хватит… Просто поговорить хочу. Выпьешь со мной? — Нет конечно. — Брезгуешь? Ладно, я и один могу. Твое здоровье, доктор. Ракия была густой, домашнего приготовления. Крепкая, не обжигала даже, а разъедала. — Пеев, тебе жить осталось немного. Врать не станешь. |
