— Еще не поздно, доктор.

— Я не меняю решений!

Агентов было трое. Гешев — четвертый.

Четыре выстрела…

Когда вынырнул, выплыл из обморока, не сразу понял, что это мутное, белесое над головой. Ах, да, луна. Жив…

Его вывозили на расстрел три ночи подряд. Он поседел. Все стало белым: голова, усы… Нестерпимая белизна, с голубым отливом, словно снег на вершине Витоши. Нетающий снег.

13

Даже близкие к Николе Гешеву люди не догадывались, что его — здоровяка, если судить по внешнему виду, давно, с выматывающим постоянством, мучают головные боли. Не помогали ни аспирин, ни патентованные пилюли, купленные в лавочке германского посольства. Боль делала Гешева раздражительным и вспыльчивым, но он сдерживал себя, взрываясь лишь тогда, когда кто-нибудь вмешивался в его дела или ломал планы. В такие часы Гешев запирался в кабинете, пил ракию, рюмку за рюмкой, и изощренно ругался.

В кабинете было душно; за стеклом книжного шкафа серыми рядами, сплоченные, как в строю, теснились томики коммунистической литературы.

Гешев скользнул по ним мутным взглядом, открыл дверь в приемную.

— Секретарь! Ты где? Ну что, привезли?

— Звонил Абаджиев, сказал, что тот безнадежен.

— А Сиклунов?

— Мертв, господин начальник.

Гешев тоскливо выругался и закрыл дверь. Рассеянно пригладил коротко — ежиком — остриженные седеющие волосы. Присел боком на стол, выпил рюмку ракии… Плохо дело, совсем плохо. Болван Сиклунов все напортил — дурак, тупица, царство ему небесное. А еще говорят, что петров день — счастливый день. Вот и верь после этого попам!

А как отлично все началось.

Спецгруппа Сиклунова, опираясь на данные агента № 10671, тщательно продумав все и вся, подготовилась к захвату Попова и его людей. Осведомитель сообщил, что в петров день они соберутся на улице Антим I в квартире некоего боевика. Гешев прикинул: практически все связи Попова установлены. Похоже, новых фигурантов не предвидится. Пора брать.

Сиклунову и инспектору Абаджиеву было приказано возглавить группу захвата. Гешев сам проинструктировал агентов. Приказал брать всех живыми; хозяев квартиры, после ареста, временно поместить в местном участке, остальных — порознь — доставить в Дирекцию полиции. Оружие применять в самом исключительном случае.

Что толкнуло Сиклунова полезть в квартиру первым, не разведав предварительно, что к чему? 10671-й сообщал, что они вооружены, значит, требовалось проявить осторожность. За медалью полез? За благодарностью? Вот, мол, какой я, Любен Сиклунов, отважный и бесстрашный! О, сволочь дохлая, упокой господь его душу…

В рапорте сказано: «Старший группы господин Любен Сиклунов, презирая опасность, ворвался в комнату и выстрелил в человека, показавшегося из чулана, но не попал. Ответными выстрелами, произведенными этим человеком с близкого расстояния, господин Любен Сиклунов был убит на месте. Я открыл огонь и попал стрелявшему в грудь…»

Все, все изгадил!

Сам подох и подох боевик, у которого был «ход» к партизанам и городскому подполью. Если бы взяться за него по всем правилам, сколько бы всего он мог дать следствию! Ну, ничего, жив Попов…

Гешев выпил еще рюмку, постепенно успокаиваясь, спрятал в шкафчик бутылку. Вызвав секретаря, распорядился, чтобы не проворонил звонка из Тырново. Отделению РО в пятом запасном полку было предписано по согласованию с Недевым арестовать канцеляриста секретной части Ивана Владкова и, не допрашивая, этапировать в Софию в распоряжение отделения «А».

Междугородняя молчала до вечера.

Около восьми Тырново вызвало Софию. Офицер РО пятого полка сообщил, что наряд жандармерии взял Владкова под стражу — с трудом, ибо Владков оказал сопротивление.