Слева от председателя — капитан Христо Иванов, первый член суда — желчный неврастеник, знакомый по клубу Союза офицеров запаса, где за ним укрепилась репутация неумного болтуна, общения с коим нужно избегать, если не хочешь зазря погубить вечер. Второй член суда — поручик Паскалев. Этот известен как оголтелый антикоммунист, произнесший как-то фразу о том, что болгар сначала надо пороть, потом вешать, а уж затем учить. Даже коллеги-офицеры после этого избегали подавать ему руку.

Да, ничего не скажешь, состав суда как на подбор!

А кто же в зале? Пеев скользнул глазами по рядам. Впереди — Кочо Стоянов, рядом с ним — Павел Павлов, полковник Недев, пятеро штатских, Любомир Лулчев и директор полиции Кузаров. В глубине — несколько дам и — отдельно — Никола Гешев в обществе белобрысого немца. Кто еще? Секретарь святейшего синода, советники регентов, подтянутый, с моноклем в глазнице Делиус… Всего человек сорок — сорок пять.

Касев — прямоугольный, задрапированный в мантию, встал и эффектным жестом поднял руку.

— Господин председатель, господа. До сих пор остается невыясненным вопрос о роли генерала Никифорова. Ответьте, Пеев, являлся ли Никифоров вашим сотрудником!

— Нет!

— Нельзя ли подробнее?

— Вы требовали однозначных ответов.

— Но не для данного случая.

— Хорошо. Отвечу так. На предварительном следствии я показал, что генерал Никифоров был неосторожен в разговорах со мной, и я извлекал из них многостороннюю информацию. Хочу добавить, что я выношу благодарность генералам Михову, Даскалову, Лукову, Лукашу, Маркову, полковнику Генштаба Димитрову и некоторым другим военным деятелям за их усилия в части передачи мне объективных сведений о немецких войсках, политическом положении, предстоящих переменах и переговорах между правительством Болгарии и лидерами фашистской Германии.

В мертвой тишине зала, нестерпимо резанув перепонки, скрипнуло перо стенографистки. Касев, словно пробудившись, вскинул брови.

— Какой цинизм!

Добрев постучал карандашом о графин с водой.

— Доктор Пеев! Следите за вашей речью! У суда складывается мнение…

Пеев засмеялся — открыто, не скрывая издевки.

— Складывается? Скажите — давно сложилось!

В зале, вставая с кресла, грузно заворочался Кочо Стоянов.

— Заткните ему рот!

Пеев оглянулся на стенографистку. Склонившись над тетрадью, она записала реплику. Отлично! Стенограмма, коли сохранится, будет точным документом, во всем объеме фиксирующем «объективность» и «беспристрастность».

— Господин председатель! В такой обстановке лишено смысла давать показания. Кочо Стоянов насаждает в суде нравы охранки. Полагаю, что он скоро потребует нас линчевать.

— Сядьте, Пеев! Продолжайте, господин прокурор.

Пошло, покатило, поехало. Любен Касев сам спрашивал, сам и отвечал. «Да» и «нет» подсудимых превращались у него в отправные точки для длинных интерпретаций, и члены суда, выслушивая их, одобрительно и важно кивали, соглашались.

Так было в первый день и в последующий.

Лишь однажды Пееву удалось высказаться до конца.

— Обвинение против меня сформулировано по статье 112 «г»… Согласно определению «государстве венная тайна», заложенному в законе, это «факты или сведения, или предметы, сокрытие которых от другой державы необходимо для блага болгарского государства и особо для его безопасности».