|
Я сказала, что мне ничего не нужно, и с трудом сдержала себя, чтобы не разрыдаться. Мне не хотелось умирать, и жить брошенной тоже не хотелось. Решила, как только он уснет, полоснуть себя по горлу. Налила по рюмке. А тут телефонный звонок. Если б ты видел, как он изменился в лице после разговора. А потом вдруг сказал, что у него разболелись зубы, и позвонил тебе. Я спросила, что случилось. Он ответил, что ерунда, ничего особенного, но пить не стал и все время нервно ходил у телефона. Видно, хотел позвонить еще кому-то и не решался. Я впервые видела его таким расстроенным и озабоченным… Ты знаешь, он всегда был для меня полубогом, человеком, в котором сочеталось все: и ум, и смелость, и воля, и благородство. А тут будто его подменили. Но я его еще любила, и мне было его жаль. «Что случилось?» — спрашивала я, а он лишь отмахивался: «Потом, потом».. Мы не ложились спать, пока перед рассветом он не позвонил на командный пункт Пилипенко и не успокоился. Не совсем, но прежняя забота будто свалилась с плеч. Он даже сказал сам себе: «Я оказался прав».
Светлана посмотрела мне в глаза, желая узнать, догадался ли я. — Я тоже понял. — И повторил любимую присказку Лесничука: — Зачем сам, когда есть зам. — Да, днем, когда все стало известно, я убедилась, что не ошиблась. Но уже в то время моя любовь будто испарилась из сердца и ее сменила ненависть. Я видела перед собой не сильного и смелого, волевого и благородного человека, а низкого и подлого, лицемерного и трусливого. Он всем лгал и не дорожил ни друзьями, ни близкими, заботился только о своей карьере. И к тебе он посылал меня, чтоб был повод обвинить нас… И умирать за такого подонка мне расхотелось. Как сложен и трудно постижим человек! Сколько раз я ошибался в людях, вот и Лесничука распознать не сумел. И не только я, Светлана жила с ним бок о бок, что называется, читала его мысли, а раскусила только в последний момент, и то совершенно случайно. — Где он? — Я был полон решимости найти его, посмотреть ему в глаза и спросить: «Как твои зубы, командир?» И дополнить: «Больные зубы, говорят, дурно пахнут, и боюсь, это очень не понравится твоей москвичке, генеральской дочке». За ужином у Лесничука был такой вид, что виноватым себя он нисколько не чувствовал, и со мной вел себя так, словно я не знал его тайны. Значит, он либо заручился чьей-то поддержкой, либо был уверен, что я ничем помешать ему не могу и инспекторская должность у него уже в кармане. Что ж, посмотрим. — Не знаю, — ответила Светлана. — Он утром как ушел, так и не приходил. — Хорошо, я найду его. Светлана встала. Я помог ей одеться и проводил до лестничной площадки. Вернулся, позвонил дежурному по полку. — Подполковник Лесничук на КП, — сообщил мне дежурный. — Там снова обстановка усложнилась, и я только что хотел звонить вам, Борис Андреевич. Боюсь, как бы командир не наломал дров. «А я-то при чем?» — чуть не сорвалось у меня с уст. И хорошо, что не сорвалось. Мстительный запал погас мгновенно: только час назад я упрекал Дятлова, что напрасно тратим силы на войну между собой, и чуть было сам не заслонился мелкой обидой от ответственного дела. — Подошлите мне машину, — попросил я. — Есть! — обрадованно крикнул дежурный.
ПРИКАЗАНО УНИЧТОЖИТЬ
У самого КП в свете фар я увидел коренастую, приземистую фигуру в летном обмундировании. Дятлов. Он остановился, подождал, пока я вышел из машины. — А, это ты, — обрадованно произнес он, хватая меня под руку и увлекая к двери КП. — Твой прогноз оправдался, разведчик снова объявился. — Знаю. |
