|
Появление брата Этьена стало знаком божьим. Призыв королевы вырвет молодую женщину из горестных оков, заставит хоть немного интересоваться миром, который она отвергала. Сара внутри своей любящей души жаждала возбудить в Катрин любовь к жизни, но она была далека от того, чтобы желать ей увлечься другим мужчиной: Катрин – женщина-однолюб! И все-таки жизнь находит решения… Часто в тишине ночи цыганка гадала на воде и огне, пытаясь выведать у них секрет будущего, но огонь гас, а вода оставалась водою, и никаких видений не вызывалось. Книга Судьбы была закрыта для нее после ухода Арно. Ее беспокоила только мысль, как она оставит Мишеля, к которому привязалась, любила и страшно баловала. Но Сара не могла позволить Катрин пускаться без нее в это предприятие. Королевский двор – место опасное, и цыганка считала себя обязанной заботиться о Катрин. И такая забота была нужна раненой и ослабевшей душе молодой женщины. Сара хорошо знала, что Мишель ни в чем не будет нуждаться и рядом с горячо любящей его бабушкой будет в полной безопасности. Старая дама обожала внука, находя в нем все большее и большее сходство со своим старшим сыном.
Через несколько месяцев мальчику будет год. Большой и сильный для своего возраста, он казался Саре самым замечательным из всех детей на свете. Его толстощекое, розовое личико украшали большие светло-голубые глаза, плотные завитки волос блестели, как золотые стружки, вспенившиеся на голове. Он серьезно смотрел на незнакомые предметы, но умел очень заразительно смеяться. Уже сейчас мальчик проявлял мужество, и только покрасневшие десны выдавали прорезающиеся зубы. Когда ему было очень больно, огромные слезы катились по его щекам, но сжатый рот не издавал ни звука. Солдаты гарнизона, как и крестьяне, обожали Мишеля, сознававшего уже свою власть над людьми. Он царствовал в этом маленьком мирке, как тиран, а его любимыми рабами были мама, бабушка, Сара и старая Донасьена, крестьянка из Монсальви, служившая у графини горничной. Белокурый нормандец производил на него исключительное впечатление, и ребенок по-своему осторожничал с ним. Иначе говоря, он не капризничал при нем, оставляя капризы для всех четырех женщин. С Готье они ладили как мужчина с мужчиной, и Мишель широко улыбался, видя своего приятеля-великана. Оставляя ребенка, Катрин шла на большую жертву, ведь она перенесла на него всю свою любовь, которую больше не могла отдавать отцу, и окружила его трепетной нежностью. Рядом с Мишелем Катрин вела себя как скупердяй, сидящий на мешке с золотом. Он был единственным и замечательным подарком от отца, этот ребенок, у которого не будет ни братьев, ни сестер. Он был последним в роду Монсальви. Любой ценой надо было создать для него будущее, достойное его предков, прежде всего достойное его отца. Вот почему, решительно отогнав слезы, молодая женщина со следующего утра окунулась в подготовку к отъезду ребенка и его бабушки. Как трудно было Катрин не плакать, аккуратно складывая в кожаный сундук маленькие вещички, большая часть которых вышла из-под ее заботливых рук. – Понимаешь, мое горе эгоистично! – говорила она Саре, которая с серьезным видом помогала ей укладывать вещи. – Я знаю, что о нем будут заботиться не хуже меня, что в аббатстве с ним ничего не случится, там он будет в безопасности во время нашего отсутствия, которое, надеюсь, будет недолгим. И все-таки я очень опечалена. Голос Катрин дрожал, и Сара, отгоняя от себя собственные тяжелые мысли, поспешила прийти на помощь молодой женщине: – Ты думаешь, что мне не тяжело уезжать? Но ведь мы едем ради него, и коли это во благо, ничто не заставит меня отказаться от этой поездки. И чтобы подтвердить серьезность своих намерений, Сара принялась бодро укладывать детские рубашечки в дорожный сундук. Катрин улыбнулась. Ее старая Сара никогда не изменится! Она умела задушить свое горе и предпочитала отдать себя на растерзание, нежели признаться в нем. |
