Нельзя в полной мере оценить чего-то, пока оно у тебя не исчезнет. А как без значительных потерь насладиться процессом возмездия?
19
Наши мертвые кореша
Вампиры сидели бок о бок на голой раме футона и смотрели, как по большому переднему окну студии хромает пятиногая букашка.
Томми считал, что ритм шагов у букашки вполне танцевальный — он бы даже музыку к нему сочинил, если б умел сочинять музыку. «Сюита для экзистенциальной тревоги и хромой букашки» — вот бы как он ее назвал.
— Славная букашка, — сказал он.
— Ну, — подтвердила Джоди.
«Надо Эбби ее оставить», — подумала она. Ей было совестно, что она укусила девчонку — не столько из-за насильственности действия, ибо девчонка, очевидно, не возражала, сколько из-за того, что у нее не было выбора. Ей нанесли увечья, и натура хищника велела ей выживать любой ценой. Вот это ее и беспокоило. Неужто человеческое в ней рассасывается?
— Сейчас Животные придут за нами, — сказал Томми. Он сердился — его верная бригада предала его, но хуже всего то, что она больше не его бригада. Он отделен ото всех. Завтра Рождество, а ему даже не хотелось звонить родителям, потому что они теперь другая порода. Ну что можно купить в подарок низшему биологическому виду?
— Это же просто Животные, — сказала Джоди. — Нам ничего не грозит.
— Могу поспорить, Илия думал так же. А они ему рога обломали.
— Надо за ним сходить, — сказала Джоди. Она представляла себе, как Илия бен Шапир стоит совсем один на солнцепеке у Паромного вокзала, мимо ходят туристы и не понимают, зачем тут кому-то понадобилось воздвигать статую. Защитит ли его металл?
Томми посмотрел на часы.
— Туда и обратно не успеем. Я вчера пробовал.
— Ну как ты с ним так мог, Томми? Он же был один из нас.
— Из нас? Да он собирался нас убить, если помнишь. Он как бы и убил нас. Я против. А кроме того, если ты весь в бронзе, какая разница, под водой ты или где? Я пытался сплавить его, чтоб глаза не мозолил, а мы думали о будущем, где ему нет места.
— Ну да. Ладно, — произнесла Джоди. — Извини. — Будущее? Она жила с полудюжиной парней — и ни один по своей воле о будущем не заговаривал. А у них с Томми будущего столько, что хоть жопой жуй, если кто-нибудь не застанет их спящими. — Может, нам и впрямь нужно уехать из Города, — сказала она. — В новом городе про нас никто не будет знать.
— А я думал елку купить, — сказал Томми.
Джоди отвернулась от букашки.
— Это мысль. Ну или омелу повесить, рождественских гимнов попеть и стоять дожидаться Санты, пока нас солнце не испепелит. Как тебе такой план?
— Вашего сарказма, дамочка, здесь никто не оценит: Я просто пытаюсь поставить нас в обычную колею. Еще три месяца назад я бакалею по полкам расставлял в Индиане, разъезжал на своей колымаге и хотел, чтоб у меня завелась подружка. Мне хотелось хоть какой-то возможности хоть для чего-нибудь — помимо работы с соцпакетом и той жизни, какой жил мой папа. А теперь у меня и подружка, и суперсилы, и целая толпа народу желает меня убить, а я не знаю, как на это реагировать. Не знаю, что делать дальше. И так со мной теперь будет вечно. Вечно! Я всегда теперь буду всего бояться до беспамятства! Вечность не по мне.
Он орал на нее, но Джоди подавила в себе желание рявкнуть в ответ. Ему девятнадцать, а не сто пятьдесят — он даже взрослым еще быть толком не научился, что уж говорить о бессмертии.
— Я знаю, — ответила Джоди. — Завтра вечером первым делом закажем машину, съездим за Илией и на обратном пути прихватим елку. |