* * *

Мариула накрывала на стол. В сенях закипал самовар, а на стол она выставляла глиняные миски с мёдом, вареньем и подносы с выпечкой. Мариула знала, что в Святки получают временную свободу души умерших, и они рвутся в родные места, заходят в гости до самого Крещения. Специально для умерших в эти дни готовили поминальную пищу – жгли костры у ворот, полагая, что усопшие родственники будут обогреваться. Многим и вправду удавалось увидеть сидящего за одним столом с живым того члена семьи, кто умер последним. Правда, только в первый миг, если заглянуть в избу из сеней через дверную щель.

Мариула ждала гостей, но не мёртвых, как на Рождество, а живых, озорных парней и девок, которые в святочные ночи будоражили весь городок. Озорники никогда не обходили её дом стороной.

Если покойник сам не приходил в гости – парни и девушки начинали в него играть. Один из парней наряжался во всё белое, ему натирали лицо овсяной мукой, вставляли в рот длинные «зубы» из моркови и клали в гроб. Такого «умруна» носили по избам городка в сопровождении ряженых в попа, дьячка и плакальщиц. При этом кадило заменял глиняный горшок с дымившимися углями, сухим мхом и куриным помётом. Гроб с «покойником» ставили посреди избы и начинали «отпевать» его, используя отборную брань. А по окончании всех присутствующих девок заставляли «прощаться с покойником» и целовать его в открытый рот, набитый морковными зубами. Иногда «покойника» сопровождали «родственники» с туго свитыми жгутами в руках. Ими они нещадно, порой до синяков, били приезжих парней и девиц из соседних поселений. А потом на импровизированных «поминках» парень, наряженный девкой, оделял всех девиц из своей корзины «шаньгами» – кусками мёрзлого конского помета.

Вот таких озорных гостей поджидала Мариула. На прошлогодних Святках они внесли в её дом «покойника», обёрнутого в саван, которого ещё до прихода к ней носили по избам и спрашивали у хозяев:

– Вот мёртвого нашли – не ваш ли прадедка?

К подобным «забавам» молодых большая часть стариков относилась с осуждением, словно позабыв, как озоровали сами в молодые годы. А Мариула радовалась приходу ряженых гостей, с пониманием относилась к их порой похабным шуткам и, не накормив, не напоив, из избы не выпускала. Накрывая стол, Мариула гадала, с какой же шуткой они заявятся нынче в ее дом?..

* * *

Приближалась полночь. Григорий Мастрюков протёр глаза, приподнялся в кровати и стал осторожно перелезать через спящую жену.

– Ты куда? – недовольно проворчала, проснувшись, Софья.

– Дык… живот что то прихватило, – зашептал, оправдываясь, казак. – Я сейчас, до ветру зараз сбегаю и в обрат.

– Сроду поспать не даст, паскудник, – недовольно буркнула супруга, отодвигаясь к стене. – Ежели разбудишь, когда явишься, я об твою башку коромысло выпрямлю.

Быстренько собравшись, Григорий вышел на крыльцо. Глубоко вздохнув, он скользнул взглядом по усыпанному звёздами ясному небу и зябко поёжился. Зима. Снег пышной периной лежал на земле, на крыше избы и на других дворовых постройках. Белая бахрома повисла на ветвях деревьев. Резко подул холодный ветер. Мороз начал щипать уши казака.

Григорий спрыгнул с крыльца и поспешил к протопленной ещё с вечера бане.

Плотно прикрыв за собой дверь, он забился в угол и притих, ожидая наступления полночи.

Баня в казачьих городках и станицах считалась одним из самых страшных и нечистых мест, поскольку там не было икон. Во время Святок в полночь нужно было вбежать в баню, выхватить уголёк, посмотреть, какой он, и по нему определить будущую семейную жизнь.