– Давай не оправдывайся, – хмыкнул Нага. – Завтра вернусь. Жди меня.

Когда Нага уехал, Махмуд вернулся в дом, набил в чилим опий, закурил и лёг на постель, уткнувшись головой в подушку. Перед глазами его замаячило злобное лицо свалившегося как снег на голову Садыка.

Так и не уснув до рассвета, Махмуд поднялся с мутной головой. В окне виделось посеревшее небо, серебристо мерцали на нём последние звезды. Мысли путались: не бросить ли всё и не бежать ли куда подальше, пока Садык не втянул его в очередную неприятную историю?

Утро занималось ясное. Махмуд умылся и вышел из дома. Во дворе его ожидал незнакомец – низенький татарин в заношенном тулупчике.

– Чего тебе? – спросил Махмуд, нагоняя на себя важность. – Я милостыню не подаю, и работников мне не надо!

– За конём я, – ответил незнакомец. – За тем, которого тебе на присмотр оставили.

Махмуд покачнулся, как будто его ударили кулаком по голове. Дрожь пробежала по телу.

– О каком коне ты говоришь, бродяга? – едва ворочая языком, спросил он.

– Ты знаешь о каком, – ответил татарин. – А ещё кошель с золотом велено вернуть, который вместе с конём на сохранность оставлен.

У Махмуда вытянулось лицо.

– Да да, ты правильно подумал, – усмехнулся татарин. – Хозяин велел всё сполна вернуть. Сам он попозже заглянет, как только дела свои уладит…

Глава 3

Мастеря лыжи, Архип вспоминал о своём появлении в умёте. Ляля привезла их сюда, высадила, а сама умчалась в бесконечную степную даль, даже не ответив на его вопрос: «Свидимся ли мы ещё когда нибудь?»

Архип и Ания шли тогда по единственной крохотной улочке умёта, держась за руки. Они не разговаривали и, занятые каждый своими мыслями, лишь время от времени дружески переглядывались, спеша к самому большому дому хутора, где, как сказала цыганка, их уже с нетерпением ждут.

Архип гадал: пустят ли их на временный постой хозяева дома? А Анию в непривычно простой, хотя и прекрасно сшитой одежде и смущали, и радовали восхищённые взоры редких прохожих, и молодых, и немолодых, лихо заломивших шапки, бесцеремонно пяливших глаза на неё, оборачивающихся… Она шла, скромно опустив глаза, но всё равно чувствовала на себе восхищённые взгляды мужчин.

У парадного крыльца Ания и Архип переглянулись и стали медленно подниматься по лестнице.

В сенях их встретил немолодой мужчина.

– Ильфат, – представился он, слегка поклонившись.

Ильфат распахнул тяжёлую дубовую дверь и, неумело копируя приёмы господского слуги, чуть сбычив седую голову на плохо гнущейся толстой шее, сказал громко на всю прихожую:

– Милости просим, гости дорогие!

Архип и Ания прошли в большую комнату, разглядывая громоздкую, обтянутую зелёным бархатом мебель, стоявшую вдоль стен. Прошли ещё через комнату, тоже большую и тоже загромождённую мягкой мебелью, какими то невиданными аляпистыми цветами в огромных кадках. И только перед третьей, с раскрытыми дверями огромной комнаты они остановились.

Спокойная до этого, Ания вдруг взволновалась. Лицо её запылало, словно в огне. Легко скользящие по полу, обутые в мягкие войлочные чуни ноги её вдруг замедлили движение, а руки задрожали.

Волнение Ании тотчас передалось Архипу, у которого тоже невольно задрожали руки. Так они и вошли в большой зал.

Встретившая их хозяйка дома оказалась молодой и очень красивой женщиной. Стройная, в длинном шёлковом платье, она казалась гибкой, как тростинка.

– Можете мне ничего не рассказывать о себе, – очаровательно улыбнулась она и указала на устланное мягкими подушками ложе. – Садитесь, молодые люди. Именно такими я вас и представляла себе, когда слушала Лялю.