Гумилевская Россия насквозь книжная, никакого отношения не имевшая к реальной! Однако только за такую и можно воевать, потому что настоящая… ну, что говорить о настоящей? Она злая, грязная, расколотая и в любом случае не своя. Странным образом эта его идиллическая Россия совпадала с той, которая мечталась Саше Черному в блаженном стихотворении об отпуске с фронта:

«Эй, Дуняша, королева, глянь-ка, воду не пролей!

Бедра вправо, ведра влево, пятки сахара белей.

Тишина. Поля глухие. За оврагом скрип колес.

Эх, земля моя Россия, да хранит тебя Христос!»

(«На поправке»).

Какой-то, честное слово, Исаковский – опять-таки советская песенная лирика, «на побывку едет молодой моряк» – но ведь и советский фольклор старательно выдумывал другую, «правильную» Россию, а не ту, которая была.

Военный выбор Гумилева и Черного – как раз высшее проявление мужества, то, что я назвал бы патриотизмом без Родины и государственничеством без государства. Когда идешь воевать не за настоящее Отечество, а за свое представление о нем, с твердой верой, что только так и можно это представление осуществить. Для Гумилева война – акт преображения: и личного, и общероссийского. И если бы все обладали способностью так выдумывать себе Родину – она очень скоро такой бы и стала; вся беда в том, что изобретать ее мы перестали.

Гумилеву невыносимо скучно было бы сегодня. Мы живем теперь в плену новой национальной матрицы, в пространстве сплошных имманентностей: наша пища – нефть и газ, наша философия – кровь и почва, наша национальная идентификация формулируется простейшей формулой – «Да, мы такие. И что?!» Выдумыванием России никто не озабочен, и всем предлагается героически жить, вкалывать, а если понадобится, то и жертвовать ради того, что есть. Ничего другого не будет. Это называется прагматизмом. Но если жить в прагматизме еще возможно, то умирать за него охотников нет. Хорошо бы нам в ближайшее время не пришлось воевать. Потому что, если, не дай Бог, случится,- эта война разделает Россию круче, чем Первая мировая. Тогда еще было откуда взяться Гумилевым и Черным – сегодня, боюсь, они повывелись.

Саша Черный в 1916 году был прикомандирован к полевому запасному госпиталю, стоявшему в Пскове, прожил там до 1918 года, а когда в город вошли немцы – уехал с женой в Вильно и оттуда в Берлин. Отравился дымом при тушении лесного пожара 5 августа 1932 года и через несколько часов умер.

Сашу Черного в России начали переиздавать в 1961 году, Гумилева – тридцать лет спустя.

Что случилось с Россией в результате Первой мировой войны – помнят все.

Почему она выталкивала то в могилу, то в эмиграцию всех, кто хотел искренне любить ее и пытался для этого выдумать «настоящую», «правильную», «небесную» Родину,- понятно. Ей этого совершенно не нужно. Ей хочется, чтоб ее любили такую, какая она есть. Любые попытки изобрести что-то другое и работать или гибнуть ради этого другого ей глубоко отвратительны – ведь и нам с вами не нравится, когда вместо нас любят прекрасного вымышленного персонажа.

Девиз всякой истинной любви и всякого подлинного русского патриотизма сформулировал еще Чехов: «Лопай, что дают».

2007 год

Дмитрий Быков

Три вкуса времени

эволюция советского стиля

Мода – всегда пошлость. Следование поветрию, копирование образцов, подражание кумирам – все это сфера масскульта с его неизбежным обесцениванием всего и вся. Мода мила только ностальгически. Отсюда и ретро – тоже мода, и тоже пошлость; однако что пройдет, то неизбежно становится мило. Ненавидя разделять общие увлечения, все моды я начинаю ценить задним числом.