В этих письмах Митчелл всячески доказывала, что Скарлетт – при недюжинной силе воли, своеобразном, хоть и узком уме, решительности и прочих добродетелях – никак не может рассматриваться в качестве примера для подражания. И уж тем более символ нации из нее, меркантильной и самовлюбленной, не получится.
Все силы своей добродетельной натуры Митчелл употребляла на борьбу с демоном, созданным ее же воображением. Ей непонятна была патриотическая истерика, разыгравшаяся вокруг романа, и запоздалое признание ценностей Юга ее не радовало. Это было не признание, по большому-то счету, а тиражирование; к роману, казалось ей, подходили поверхностно, увидев в нем не трагедию, а хронику борьбы за выживание. Многие читательницы умоляли о продолжении, в котором Скарлетт вернет Ретта,- как будто такое продолжение было возможно!
Но настоящее раздражение вызвала у нее идея снять фильм. Писать о кино она любила, понимала в нем – и была уверена, что Голливуд опошлит книгу! Надо сказать, великое американское кино в самом деле началось именно с «Унесенных» – большинство картин первой половины тридцатых были откровенно слабы, конъюнктурны, гении вроде Казана и Уайлера не сняли еще ни кадра, Орсон Уэллс еще только готовился к дебюту,- фильм по роману Митчелл стал образцом, опорным столпом американского кино. Иногда можно встретить информацию: «фильм Дэвида Селзника». Неправда. Это фильм Виктора Флеминга от первого и до последнего кадра, Селзник – не более чем продюсер, но продюсер этот исхитрялся на сравнительно скромный бюджет снять действительно грандиозные сцены. Для пожара Атланты он использовал декорации «Кинг Конга», которые в этой сцене и сжег.
Когда Митчелл посмотрела картину, ее единственная реакция, говорят, была такой: «Если б у нас под Атлантой было столько народу, сколько тут массовки… мы бы не проиграли войну!» Впрочем, скорее всего, и это апокриф – эту фразу приписывали многим, в том числе и самому Селзнику. Как бы то ни было, узнав, что в момент убийства солдата-янки, которому Скарлетт вышибает мозги, зал взрывается аплодисментами, Митчелл всерьез испугалась. Она никак не считала поведение своей героини образцом для подражания, но ее никто уже не слушал. Люди действия были востребованы эпохой, и миллионы американцев после начала Второй мировой войны считали, что именно в сценах героического сопротивления южан будут они теперь черпать мужество.
…Митчелл ничего больше не написала. Есть свидетельства, что в конце жизни она стала относиться к своей героине теплее,- хотя в письмах настаивала, что ей куда ближе Мелли. Она даже утверждала, что именно Мелли задумана главной героиней романа, но эта зеленоглазая чертовка Скарлетт – иначе Митчелл ее не называла – перетянула одеяло на себя. Собственно, ведь и «Двенадцать стульев» предполагалось писать о предводителе дворянства, но тут влез Бендер и поломал все планы. Иногда кажется, что Скарлетт очень хотела появиться на свет – бывают в мире идей и образов такие демоны, которые пробиваются в текст почти помимо авторской воли и оказываются живее всех живых. Противоборством с этим демоном и была вся работа над романом – и победила, конечно, Митчелл… хотя не убежден. Во всяком случае, Скарлетт О'Хара свою создательницу пережила, и даже стала героем достаточно слабого сиквела «Скарлетт» (его сочинила Александра Рипли, выдав поначалу за черновик продолжения, найденный будто бы в бумагах Митчелл).
Маргарет Митчелл попала под автомобиль 11 августа 1949 года на той самой Персиковой улице, по которой так часто ходила ее героиня. Ее сбил таксист, успевший затормозить – но поздно: удар оказался смертелен. Митчелл с мужем направлялись в кинотеатр. Как в жизни и смерти всякого большого художника сходятся все силовые линии его судьбы – так и тут все сошлось: Персиковая улица, автокатастрофа, кино. |