Я смотрел на темную тучу, за ней только что исчезли Роджин и Шинчжу. Мы в пустыне, перед нами край каньона.

Рядом со мной Абрайра; опираясь на поручень, она поддерживает мою голову.

– Успокойся, – говорит она, – успокойся. – Она снимает свой шлем и надевает мне на голову. Шейное кольцо мне великовато, и я слышу пробивающиеся запахи. Ветер бьет словно кулаком, машина дрожит, передо мной над каньоном торчит в небо, как палец, скала высотой метров пятьдесят. И от этой скалы исходит поток синих и серебристых призрачных фигур, похожих на полоски материи или ветки ивы; они в тишине поднимаются к небу.

Все смотрят на них.

– Вы только поглядите! – благоговейно говорит Мавро. – Видели когда‑нибудь подобное? – Слышится шелест ветра над камнями.

Все просто сидели и молча смотрели, и я наконец понял, что это всего лишь стая биолюминесцирующих опару но тако, они поднимаются в восходящем термальном потоке над каньоном и еще выше к небу. Брюхо у них светится голубоватым светом, а тепло их тела мои глаза регистрируют как платиновый блеск. Красная молния ударила в дальний край каньона.

Мавро включил двигатель. И пустил машину по краю пустыни.

Ветер свистел в моем шлеме. Каньон, который мы огибали, как трещина в мире, и мне все время казалось, что мы в нее упадем. Я начал дышать тяжело. Закрыл глаза, постарался блокировать все ощущения. «Думай о чем‑нибудь другом, – приказал я себе. – Займи свой мозг». Я попытался представить свой дом в Панаме, добрые старые времена на ярмарке. Боль стала невыносимой. Я застонал.

– Ты не спишь? – спросила Абрайра. Она наклонилась ко мне, чтобы услышать ответ. Микрофон в моем шлеме отключен, поэтому она коснулась щекой передней части шлема, чтобы слышать.

– Si.

– Что случилось? Ты кричал на нас, потом начинал смеяться. Я думаю, это от удара по голове. Но почему ты только сейчас сдал?

– Сенсорная перегрузка, – ответил я. – Экошок. Слишком много чуждых запахов и звуков. Не могу этого выдержать.

– Мы привыкали два года, – сказала Абрайра. – Через шесть месяцев симулятор добавил звуки и запахи.

– Да, так и должно быть. Нужно постепенно привыкать к местности. – Я лег и закрыл глаза. Хотел снять шлем, чтобы потереть виски.

– Что мы можем для тебя сделать? – спросила Абрайра.

– Оберните мне чем‑нибудь шлем. Нужно отрезать все звуки и запахи. Это поможет. А потом просто разговаривай со мной, чтобы я отвлекся.

Я услышал шелест ткани, и Абрайра начала оборачивать мою шею.

– Я могу сверху наложить смолистое покрытие и совершенно изолировать тебя, но не знаю, как подействует запах, – сказала она, работая. – О чем ты хочешь поговорить?

– Мне приснился плохой сон, – сказал я. – Покойный друг обвинил меня в том, что я служу злому обществу.

Абрайра легко рассмеялась.

– Наверное, так и есть. Если правду говорят социальные инженеры – любое общество злое, тогда всякий, кто служит обществу, служит злу.

Она сказала это так легко – я не поверил, что она понимает мою тревогу.

– Но если общество злое, тогда нужно задать вопрос: что есть зло? – Я почувствовал, что, кажется, могу найти выход: если я запутаю вопрос в философских аргументах и спорах, то чувство вины, которое грозит поглотить меня, ослабнет.

Перфекто, сидевший у пушки, ответил:

– Нарушение территории другой личности – вот в чем корень всякого зла. Таково простейшее определение зла. – Его слова удивили меня, отчасти потому, что микрофон мой был отключен и я думал, что он меня не слышит, а отчасти потому, что совсем не ожидал такого ответа.