– Дело не только в воспоминаниях и даже не в семье, – сказал я. – Я всегда хотел служить обществу, но теперь вижу, что общество вовсе не так хорошо, как я полагал. И не думаю, что на Пекаре будет приятно жить. Когда улетят японцы – мужчины, наши люди сойдутся с их женщинами. Возможно, не сразу, но через несколько лет это произойдет. И когда это случится, наши два общества безнадежно смешаются. Наша любовь к убийству и их – к самоубийству. Не думаю, чтобы получилась хорошая смесь. Не думаю, чтобы я смог служить обществу, которое не одобряю.

– Но… но… – Абрайра говорила с трудом. – Но ты ведь можешь изменить общество, сделать его лучше. Это твоя моральная обязанность. Помнишь Сан Мигеля – из Мадрида?

Я ответил:

– Я не знаком с католическим пантеоном святых.

– Он жил в двадцать первом столетии. Выжил после ядерной бомбардировки Мадрида. После того как взорвались атомные бомбы, он выполз из развалин, и руки его обгорели, как головешки. Вокруг люди отказывались сопротивляться смерти, сдавались, погибали, потому что были убеждены, что наступил конец света. Но святой Мигель считал себя обязанным выжить и создать такой мир, в котором это больше никогда бы не случилось. Он прожил всего несколько недель, но его мужество спасло много жизней. Он тоже видел зло общества, но служил не ему, а будущему.

И я понял правду ее слов. Если я последую учению дона Хосе Миранды, я буду служить обществу ради вознаграждения, которое оно может мне дать. И вся мораль при этом ни к чему. Но если я служу еще не существующему обществу, какую награду я могу надеяться получить? Единственная награда – надежда на то, что когда‑нибудь такое общество возникнет. Выбор Абрайры – правильный выбор.

– О, я вижу, ты улыбаешься. Тебе понравилась моя мысль?

– Si.

– Значит, ты останешься? Нам понадобятся такие люди. Нужен человек в серебряными волосами, к которому привязались бы дети Перфекто. У нас будет свой дом, усадьба, и ты будешь пользоваться большим влиянием… – Она продолжала говорить, сочиняя планы моего будущее.

«Нет, ты морфогенетический фармаколог, – сказал я себе, – и можешь отыскать ген, управляющий этим свойством химер – способностью привязываться. И через неделю по всей планете распространится вирус, который уничтожит этот ген. И еще ты создашь вирус, который уничтожит разрушительные социопатические склонности химер и даст им возможность жить в мире. И ты будешь жить на планете, удаленной от других, и сможешь создавать на ней общество по своему выбору. Не знаю, кто я: Анжело из сновидений Тамары, Анжело, убивший Эйриша? Не знаю, смогу ли я стать таким человеком, каким хочу быть. Но знаю одно. Каковы бы ни были источники зла в обществе – генетическая предрасположенность к территориализму, химизм мыслительных процессов, глубокое программирование, закладываемое в нас, когда мы учимся думать, – у меня есть средства уничтожить их. Но возникает вопрос морали. Изменять сознание других средствами социальной инженерии, как это делалось на Пекаре, – сама эта мысль вызывала во мне отвращение. Я подумал, почему это так, и тут же вспомнил теорию Перфекто о природе зла. Попытка навязать другим свои мысли – это нарушение территории мозга. Но никто не советовался с тобой, создавая твой деформированный мир, – подумал я. – И ты не можешь спросить у нерожденных, каковы их желания. Ты должен поступать так, как считаешь правильным».

Мы миновали последнюю песчаную дюну и посмотрели на джунгли. В удалении виднелась белая гора, словно вырубленная из соли, а за ней ряд пурпурных гор. И я понял, что вижу ту самую белую гору, которую видел на маленькой голограмме, когда в челноке летел на станцию Сол с Земли.