Раскаленные лучи солнца за шесть недель, четыре из которых они провели на пляже, сильно просмуглили его кожу, но они же высветлили его волосы, превратив их обычный золотисто-желтый цвет в цвет золоченого серебра.

Виктория машинально протянула руку, чтобы убрать упавшие пряди, но спохватилась и отдернула ее. Ей не хотелось будить его. Пока! Сначала нужно было привести в порядок свои мысли.

Две недели перед свадьбой были сплошной суматохой — все дни и каждый в отдельности. После ужина в их доме она Скотта не видела и занималась покупками, покупками и снова покупками. Вернулась она в субботу, нагруженная чемоданами с приданым и подвенечным платьем.

Дом в Намангилле еще не был готов для вселения, хотя снаружи все было почти закончено. На нее произвела приятное впечатление выложенная яркими плитками площадка для приема гостей на заднем дворе.

Когда приехала ее семья, обнаружилось, что Скотта еще нет дома. По дороге в Намангиллу они с миссис Лис показывали родителям окрестности. Потом, оставив мать и сестру со своей бывшей хозяйкой обсуждать цвет занавесок и обоев, Виктория вышла с отцом наружу.

Заметив, как отец разглядывает все вокруг, она спросила:

— Тебе здесь нравится, папа?

Он улыбнулся своей сдержанной улыбкой:

— А кому не понравится? Знаешь, мы очень волновались, что ты перебираешься сюда жить, но теперь… — он пожал плечами, затем продолжил откровенно — Но ведь не только из-за этой красоты, девочка? А и из-за мужчины, которому это принадлежит?

Виктория, в свою очередь, окинула взглядом вокруг себя, и ответила:

— Я думаю, папа, что если здесь так красиво — это хорошо. Но не это главное. Даже, если бы Скотт не имел ничего, то я, как библейская Руфь, последовала бы за ним, лишь бы мы были вместе! Ой! И давно ты тут?

В последних ее словах прозвучало негодование. Отец оглянулся. В нескольких ярдах от них стоял Скотт. Должно быть, он только что поставил свою лошадь на конюшню, потому что был одет в покрытую грязью одежду для верховой езды.

Сквозь слой пыли на его лице он улыбнулся сначала Виктории, потом им обоим. Интересно, слышал ли он то, что она только что сказала? Конечно! Скотт оставался самим собой: он всегда умудрялся все знать.

— Здравствуйте, мистер Стин. К сожалению, меня не было здесь, чтобы приветствовать вас, но дела того требовали. Возможно, вам это знакомо в силу вашей профессии, — сказал он, потом, повернувшись к Виктории, добавил: — Я предвидел, что ты поймешь, с чем тебе придется столкнуться. Грязь, временами неразбериха и… — Он указал на собственную замызганную одежду.

— Я видела всю эту грязь и раньше, Скотт, на том клеймении. Я догадываюсь, как тут складываются дела. И мне кажется, что где-то тут есть стиральная машина и источник энергии, к которой ее можно подключить.

Виктория размышляла, что могли подумать отец и сам Скотт, о ее словах, которые были столь неожиданно прерваны. Конечно, он не должен был торчать у нее за спиной, когда она говорила о нем. Женщина имеет право на секреты. Сколько раз она употребляла слово «нечестно» применительно к нему?

Изображая неудовольствие, она повернулась и быстро удалилась, оставив владельца имения, грязного и запыленного, объясняться с ее отцом. Сама же присоединилась к трем женщинам, обсуждающим занавески и обои.

Но тут появился Шад, успевший найти время, чтобы привести себя в порядок. Он сказал, что чай готов и, со своей обыкновенной улыбкой пригласил их к большому камедному дереву, тень от которого покрывала часть новой площадки для барбекю.