|
Поль и его мать тоже гостили у Тонтера, и Джимс испытал немалое облегчение, узнав, что все они наконец отбыли в Квебек, кроме самого Тонтера, оставшегося на время сбора урожая. Через две недели после их отъезда Питер рассказал Джимсу про Туанетту и Поля Таша. По его словам, Туанетту нельзя было узнать. Она стала выше ростом и еще больше похорошела. Мать Питера заявила, что стараниями монахинь Туанетта очень изменилась, но сам Питер был уверен, что при всей своей красоте Туанетта по-прежнему не прочь подраться, если, конечно, ее хорошенько раззадорить. Питер был на несколько лет старше Джимса и в декабре собирался жениться, поэтому говорил он с уверенностью человека, который по собственному опыту весьма основательно знает женщин. Таш стал совсем взрослым мужчиной и одевался как аристократ. Невооруженным глазом видно, что он без памяти влюблен в Туанетту, заявил Питер. Но, насколько Питер разбирался в этих вопросах, — а сам он нисколько не сомневался, что разбирается в них, — Таш был весьма далек от исполнения своих желаний, хотя бы но причине достаточно нежного возраста Туанетты. Она не проявляла благосклонности к кузену. Более того, выказывала ему известную холодность. Услышав это, Джимс улыбнулся и высказал предположение, что Туанетта, Как только позволит возраст, выйдет замуж за Поля. Питер пожал плечами и возразил, что у него как-никак наметанный глаз и чуткое ухо, да и за дурака его никто не держит.
Слова Питера доставили Джимсу некоторое удовлетворение; он не подал вида при собеседнике, но только на пути к дому удалось ему отогнать безрассудные мысли о Туанетте. Даже если она и улыбалась Полю не так ласково, как тому хотелось бы, Джимс знал, что и от него она сейчас далека, как Солнце от Земли. Переживания, вызванные приездом Туанетты, изменили его планы на будущее. Но время шло, и образ Туанетты, всплывающий в его памяти или рисуемый воображением, пробуждал в нем силу скорее враждебную, чем дружескую, — и сила эта предъявляла к нему высокие требования. То был и вызов, и побуждение — это неопределенное чувство подхлестывало его гордость и давало тайную пищу английской половине его существа: иногда он видел себя врагом там, где волею судьбы не мог быть другом. По мере того как Джимс взрослел, проникаясь более глубокой и чуткой любовью к матери, более полным пониманием душевного благородства отца, его начали одолевать противоречивые чувства, которые он поверял одному только Хепсибе Адамсу. Решить проблемы, вставшие перед Джимсом, Хепсибе было столь же трудно, как и Катерине, если бы она знала о них. Весной 1753 года, когда Джимсу минуло семнадцать лет, жители Колонии и Новой Франции уже не сомневались в неизбежности близкой войны. Хотя официально Англия и Франция поддерживали мирные отношения, в Америке силы обеих стран находились на грани открытого столкновения и подстрекали индейцев к жестокостям и зверствам. Селорон получил приказ атаковать англичан в Рикавилани в ответ на их действия в Детройте. Маркиз Дюкен, новый» губернатор Квебека, провел смотр регулярных войск и ополчения Новой Франции и направил полторы тысячи канадцев и французских колонистов выдворить англичан с верховьев Огайо. По всей незащищенной границе индейцы совершали убийства и поджоги. Обе стороны тратили огромные суммы на человеческие волосы, и сотни белых занялись прибыльным ремеслом охотников за скальпами. Почти у самых дверей Джимса полным ходом шла подготовка к войне, потому что каждый крупный землевладелец на берегах Ришелье обучал своих вассалов-фермеров. Когда ветер дул с реки, до 'Булэнов доносилась приглушенная стрельба из мушкетов, в которой два раза в неделю упражнялись хозяин Тонтер-Манор и его фермеры. Не будучи связан по закону вассальными обязательствами с поместьем, Анри не посещал эти учения. Не ходил на них и Джимс. Тем не менее Тонтер часто наведывался в их дом, особенно когда там бывал Хепсиба. Настроение у барона было лучше, чем обычно, и причина тому, как он признался, заключалась в Туанетте. |
