— Туда вяло несут свои воды ручейки, замеченные нами; на пути к реке они образуют более или менее большие болота.
— Теперь пора вам доказывать свою честность, — сказал я индейцу. — Помните об этом!
— Не беспокойтесь, сеньор, — ответил он. — Вы во мне не обманетесь.
— Хорошо, тогда и я вас отблагодарю так, что вы даже не поверите.
— Чем, если не секрет?
— Вы увидите убийцу своего брата.
— Как? Что? Вы говорите правду? Вы догадываетесь, кто это?
— Разумеется, догадываюсь.
— Сеньор, прошу вас, назовите его имя!
— Вы его сами уже называли.
— Нет, я не называл никаких имен.
— Вспомните!
— Да, теперь понимаю: я говорил о старом гамбусино; вы видели, как он умирал. Но я не называл его имени, я вообще его не знаю.
— Да, но вы обмолвились еще об одном человеке, о том, кто знает Анды лучше любого другого.
— Херонимо Сабуко? Сендадор?.. Да быть того не может!
— Почему не может?
— Сеньор, вы ошибаетесь. Сендадор — убийца? Он, человек, который множество раз рисковал жизнью, чтобы привести к цели доверившихся ему путешественников!
— Ну и что, это вовсе не довод. Многие с виду люди честные, а в глубине души — шельмы. Вы его не знаете, не видели его, не говорили с ним и все равно защищаете его!
— Так я ведь доподлинно знаю, что о нем говорят, как ему доверяют. Почему же вы так плохо о нем думаете?
— Давайте пока оставим это.
— Нет. Меня прямо-таки обуревает любопытство. Поймите, я хочу узнать причину.
— Позже, позже! Так что видите, какая награда вас ждет, если будете вести себя порядочно.
— Но я умираю от нетерпения, сеньор! Скажите, а другие знают об этом?
— Нет. Только брат Иларио посвящен в эту тайну. С ним одним вы можете поговорить. Но остальным, особенно йербатеро, даже и не вздумайте намекать; пусть они по-прежнему считают сендадора человеком честным.
— Нет, и я не могу думать по-другому. Я уверен, вы ошибаетесь.
— Нет, не ошибаюсь и хочу вас спросить лишь об одном: вы рассказывали мне о старом гамбусино. Как вы думаете, он — лжец?
— Он? Скорее все люди на свете лжецы, только не он. Он вообще говорил мало, но одну правду, ничего, кроме правды.
— Что ж, перед смертью он сам заявил, что сендадор — убийца.
— Сеньор! Быть такого не может!
— И все же это правда. Сендадор убил патера, человека духовного звания. Вдумайтесь в это!
— Грех какой, его и простить нельзя! Но откуда же гамбусино узнал об этом?
— Он все видел.
— И не помешал убийству?
— Не мог; он был высоко в горах и не мог подойти. В ужасе он взывал к убийце, но все было напрасно.
— Почему же сендадор не устранил очевидца?
— Он его обезвредил. Они с гамбусино были друзьями; поэтому сендадор не стал убивать друга, а заставил поклясться, что тот никогда ни о чем не расскажет.
— Ужасно, ужасно! Выходит, гамбусино нарушил клятву, признался вам?
— Нет, сам он мне всего не сообщил; но я кое-что слышал об этом событии и восполнил пробелы в рассказе. Мои догадки гамбусино не оспаривал.
— Убийца, стало быть, верно, убийца! Сеньор, я в ужасе. А если гамбусино что-то напутал?
— Нет, все совпадает. Оба убийства произошли почти в одно и то же время. В бутылке, о которой вы говорите, хранились кипу, те, что сендадор отобрал у святого отца. |