– Зря-зря… А ведь неплохо живут карающие: все свежее и отменное. Странно, что при такой кормежке толстых среди них немного. Желчью, видать, исходят от злобы, вот и не идет пища впрок.

Не обращая внимания на маловразумительную болтовню Конфидуса (тот говорил, не забывая жевать), я прислушивался к своим ощущениям и не мог им нарадоваться. В желудке будто ракета стартовала – огонь, разгораясь в районе пупка, струями распространялся по всему телу. По следам этих струй начинало приятно покалывать – будто каждая клеточка наливалась энергией. Я все еще был усталым, голодным, отупевшим от всего, что пережил, но уже далеко не полумертвым. Пожалуй, даже готовым подраться с тем тюремщиком на равных – не спасла бы его плетка.

Нет, со мной явно что-то не то. Как бы ни было полезно сливочное масло в такой ситуации, но скорости метаболизма оно не увеличивает.

Да какая разница – все, что со мной происходит, к лучшему. Я в этом не сомневаюсь.

Нож прошелся по дереву, подчищая последние крохи. Невероятно: масла было килограмма полтора, и я все это умял!

Самое странное – ничуть не наелся: аппетит разыгрался даже сильнее.

Что там епископ говорил насчет ветчины?

Когда и с ветчиной было покончено, я взялся за кровяную колбасу, а Конфидус начал посматривать косо. Наверное, опять подозревает во мне перерожденного. Плевать, срочно нужна еда, причем много.

Слабосоленое копченое мясо, молоко, паштет из рубленой печени, краюха хлеба с роскошным балыком, еще молоко. Только огурцов для полного счастья не хватает и селедки. И куда только все помещается, – а желудок требует еще и еще. Остановил себя волевым усилием: я так до утра буду жевать, пока в кладовой не останутся голые полки.

– Конфидус, надо хоть немного обмыться и цепи снять.

– За комнатой слуги видел чан для стирки – можно там и помыться. Только сперва одежду найдем, иначе толку от мытья не будет.

Найди одежду не успели – едва выбрались из кухни, как со стороны входных дверей послышался подозрительный лязг. Притихли, епископ поспешно погасил свечу, в тишине отчетливо услышали скрип раскрывающихся створок – и тут же топот множества ног. В коридоре замерцали отблески огня, рядом опять открылась дверь – похоже, та самая, что на замке была. Звон железа, характерные звуки – будто при раздаче оружия.

– Все?

Голос знакомый, мерзкий, заставивший ладони непроизвольно сжаться в кулаки.

Цавус!

– Да, брат, теперь у каждого есть меч и кинжал. Но, может, надо и кольчуги поддеть?

А этот голос незнаком, но не менее мерзок.

– Два колодника обессиленных, без оружия. У стража ноги покалечены к тому же. Зачем вам кольчуги – они только замедлять будут. Отсюда до старых валов надо все осмотреть, да поживее – далеко они не могли уйти. Да смотрите с разбойниками их не перепутайте – тех немало разбежалось из-за тюремных ротозеев! С нами Бог, братья, я буду за вас молиться!

Стук закрывающихся дверей, лязг замка, раздраженный крик Хорька:

– Кло! Старый бездельник! Почему я должен двери закрывать?! Чего молчишь?! Подох там, что ли?! И отчего здесь так воняет?! Дверь в уборную не прикрыл опять?!

Приближающиеся шаги – инквизитор явно направляется в комнату слуги с целью проверки своего печального предположения.

Дойти до конца не успел: из кухни выскользнул Конфидус, замер перед ошеломленным Цавусом:

– Привет, Хорек, давно не виделись.

Сказано было тихо, благожелательным тоном, а вместо точки в предложении епископ уверенно, резко, со знанием дела опустил массивный деревянный черпак на макушку инквизитора.

Сидя на роскошном кожаном диване, я лениво жевал засахаренные фрукты, запивая их мелкими глотками нежного розового вина.