— Я думаю, Бронич никого не уволит, — сказал любитель чайно-энергетических церемоний. — Он кого-нибудь убьет.

И Андрюха тоже жалостливо взглянул на меня.

— Понятно, — нарочито бодрясь, сказала я и принялась собирать свои вещи. — Тогда я вас покину прямо сейчас. Мне срочно нужно присмотреть себе модный саван и белые тапки.

— Ты куда?! — в один голос вскричали Зойка и Эндрю, сообразив, что в мое отсутствие гневливый шеф вполне может уволить (или убить) кого-то из них.

— Как куда? — Я cтановилась на пороге и поправила сумку на плече, как солдатик вещмешок. — На особо опасное задание, добровольцем: поеду к Лушкиной, попробую как-то спасти ситуацию.

Мне казалось, это прозвучало торжественно, но вполне оптимистично, однако хмурые лица моих коллег нисколько не просветлели. Они переглянулись, и Зойка, пряча глаза, сказала:

— Кстати, в обувном магазине на Наждачной финишная распродажа старой летней коллекции, и там очень много белого…

— Спасибо, вам тоже всего хорошего и долгих лет жизни! — желчно сказала я и поспешила убежать из конторы, пока не явился наш грозный шеф и не сократил мою собственную жизнь или же денежное довольствие.

Даже не знаю, что было бы хуже.

— Иди и возвращайся с победой! — спохватившись, благословила меня Зойка.

— Ага, со щитом, а не на щите, — пробормотала я, удаляясь.

Монтер, потрошащий в коридоре электрораспределительный щит, посмотрел на меня с подозрением, но я строго сказала ему:

— Да будет свет! — и поторопилась сбежать вниз по лестнице.

О госпоже Лушкиной я слышала немало — она в нашем городе фигура во всех смыслах крупная: хозяйка концерна «Юг России», объединившего в едином порыве завод железобетонных изделий, домостроительный комбинат и сеть риелторских контор. О Лушкиной говорят, что она стоит сто миллионов и весит сто кило. Не знаю, как насчет денег Галины Михайловны, а насчет ее живого веса молва не врет. Я поняла это, когда увидела, как мадам вылезает из салона своего «Бентли»: высадив пассажирку, машина в кормовой части приподнялась сантиметров на двадцать!

Высокий статный парень, выпрыгнувший из машины чуть раньше Галины Михайловны и предупредительно поспособствовавший ее выгрузке из авто, первым взбежал по ступенькам и распахнул перед хозяйкой дверь роскошного офиса.

Цепляясь за краснодеревянные перила пухлой ручкой и безжалостно слепя меня маникюром и бриллиантами, важная дама тяжело поднялась на крыльцо и скрылась за стеклянной дверью.

— Вот досада, опоздала! — Я хлопнула себя по бедру и подняла глаза, провожая взглядом скользящую вверх по фасаду стеклянную кабину лифта с застывшей в ней монументальной фигурой Галины Михайловны.

Если бы не розовый брючный костюм, она походила бы на уменьшенную копию памятника Екатерине Второй, украшающего одну из площадей нашего города. Стать, формы, выражение лица и прическа у Лушкиной были точно такие же, как у бронзовой императрицы. Величие картины «Государыня Всея Российского Юга, возносящаяся над толпой» портило только присутствие в лифте долговязого помощника Лушкиной. Вместе они смотрелись смехотворно, напоминая героев русской народной сказки «Пузырь, Соломинка и Лапоть». Розовая толстуха в искрящихся украшениях здорово смахивала на радужный мыльный пузырь, а стройный верзила — на соломинку, так что для полноты сходства с фольклорной троицей им не хватало только лаптя.

«Может, это будет твоя роль? — подколол меня внутренний голос. — Вот сейчас ты, простая, как тот самый лапоть, вломишься в «ЮгРос» и попросишь Лушкину, не распечатывая, отдать тебе письмо с поздравлением от «МБС».