— Будет сделано, товарищ генерал, — Равшан уже помогал официантке подняться, вел к дверям.

— В наших сотрудников стреляют, а им и дела нет! Разыщите директора!

— По-моему, она действительно его не знает, — сказал Эргашев спокойно, как только закрылась дверь. — Передали, чтобы погибшего дактилоскопировали и проверили по учетам?

— Все сделали, — Назраткулов оторвался от блокнота, в который что-то не переставая записывал.

Все молчали, но тишина в кабинетике была полна звуков — мрачное сопение Эргашева, шуршание бумаги в руках Назраткулова, скрип половиц под ногами переминающейся в напряжении свиты, через окно врывался звенящий лязг точила на кухне и дикторский голос из забытого всеми транзистора:

— …Финская фирма «Ренола» поставит и смонтирует в Москве к началу Олимпийских игр 96 открытых кафе летнего типа…

Туре пришло в голову, что все они сейчас похожи на детей, затеявших игру в «замри!». Все замерли — если не хочешь проиграть, не надо шевелиться, болтать, привлекать к себе внимание.

— Такого у нас в области еще не было с самого основания… — нарушил испуганное молчание генерал. — У меня на памяти ничего похожего.

— Запросто могут шапки полететь, — озабоченно вставил Назраткулов.

«Шапки полететь», «к шапочному разбору»… Все о головных уборах! — подумал Тура. Ему показалось вдруг, он понял глубинную причину навязчивых образов Назраткулова. — Полковник! Боится за свою папаху!»

— …Да и момент какой! Сами судите, Олимпийские игры… Состав отмобилизован…

Назраткулов покосился на стену, где висел портрет в раме под дуб, и добавил искренне огорченно:

— Министр вынужден будет докладывать в Москву. Может до Леонида Ильича дойти. Обстановка-то какая…

Тура понимал, что Назраткулов не просто заполняет эту паузу этими бессмысленными репликами, он выворачивает курс разговора в нужном направлении.

— Нам надо все упредить… Пока сверху мер не приняли. И доложить. Так и так. Сами разобрались. Но для этого необходимо точно установить, почему Пак оказался не на рабочем месте, а в кафе… — Назраткулов явно выводил разговор на Халматова.

Генерал достал сигареты, закурил. Он по-прежнему молча игнорировал присутствие Туры, и это придавало Назраткулову смелости:

— А заодно и об укрытых преступлениях… — Преступление в «Чиройли» давало возможность одним махом списать все долги, полностью очиститься.

Говоря, Назраткулов ни на миг не отрывал преданный взгляд от генерала: в любую минуту Эргашев мог сразу и резко поставить его на место. Но сейчас, похоже, генерал поддерживал игру.

«Необходимо срочно найти виновного, — определил Халматов для себя смысл происходящего. — Не преступника, а виноватого. Опередить министерство, доложить: „Виновный наказан“. Похоже, на этот раз им буду я. И, видимо, накажут меня круто… Тогда руководству можно будет просто поставить на вид… Или — указать…»

— В области не регистрируется каждый третий угон скота, каждая четвертая кража, — снова начал Назраткулов.

— Кража краже рознь… — осадил Эргашев. — В колхозе Кирова волки десять овец задрали. А считалось — похищено!

— Я не об этих случаях, Абдулхай Эргашевич, — тихо заметил Назраткулов.