Фенобарбитал начал на него действовать, чувства притупились, и он, сбросив халат и шлепанцы, забрался в постель. Вскоре начал задремывать.

Затем до него дошло, что дверь снова открылась и Сьюзан вернулась в комнату. Она подходила все ближе и ближе к нему, к кровати, а потом наклонилась так, что оказалась прямо над ним. Ее волосы щекотали ему лицо, из-за чего ему хотелось чихнуть. Потом стеганый воротник ее халата прижался к его плечу. «Можно к тебе?» — сказала она. И, скользя и извиваясь, забралась в постель рядом с ним, завернутая в халат.

Вздохнув, стала устраиваться поудобнее. Натянула на себя одеяло, потом перевернулась на бок, лицом к нему. Потом села, отбросила одеяло и начала расстегивать халат. Высвободив плечи и руки, скомкала его и спихнула с кровати на пол. В темноте он слышал ее участившееся дыхание. Кровать качнулась, когда она снова повалилась на спину рядом с ним, оставаясь теперь в какой-то ночнушке — какой именно, он не видел, но край ее касался его шеи.

Теперь, лежа на спине, она ждала. Но ждала недолго. Совершенно внезапно она перевернулась, уперев ему в грудь свои острые, твердые локти, наклонилась над ним и вперила в него безжалостный взгляд. Как будто, подумалось ему, если она будет смотреть достаточно пристально, то сможет осветить комнату. И его самого тоже принудит светиться, чтобы он стал видимым. Он и вправду чувствовал себя так, словно она его освещала, заставляя сиять повсюду, с головы до ног. А она продолжала блуждать по нему изучающим взглядом, из-за чего он становился все ярче и ярче. Собственное свечение причиняло ему боль, он задохнулся и поднял руку, чтобы убрать в сторону один из ее локтей.

— Привет, — сказала она.

— Ты, я вижу, не беспокоишься, — сказал он.

— Это благодаря тебе. Ты защищаешь меня от этого.

— Что ты хочешь, чтобы я сделал? — спросил он.

— Все, что тебе угодно, — сказала она. Ее голос был исполнен смирения и покорности, что для него было внове; звучал он очень тихо, она едва ли не напевала себе под нос. Вдруг ее веки распахнулись, и она посмотрела на него диким взглядом; рука взметнулась, и она прижала ее костяшками себе ко рту, словно пытаясь не разразиться смехом. — Это невероятно, — сказала она. Трепеща, она откатилась от него, выбралась из постели и поднялась на ноги; стоя к нему спиной, она застыла, опустив голову и держа одну руку на горле, а другой быстро поглаживая себя по волосам.

Облаченный в пижаму, он поднялся с кровати и, стоя прямо перед ней, положил руки ей на плечи. Когда он вдавливал в нее пальцы, кости ее ощущались полыми; она, казалось, подается, делается меньше. Уронив руки по бокам, она оставалась безмолвной, пассивной, даже какой-то удаленной. И вскоре после того как он начал держать ее в руках, горестные складки исчезли с ее лица. Он сжал ее покрепче, и ситуация перестала ее тревожить. Все в ней разгладилось и стало расслабленным и спокойным.

Отпустив ее плечи, он взял ее за руку и повел к кровати. Она безмятежно сделала шаг, забралась в постель без какого-либо недовольства и устраивалась там, пока он снимал с себя пижаму.

— Замерзла? — спросил он.

— Не очень, — сказала она отрешенным голосом. — Голова немного болит, вот и все.

Когда он залез в постель рядом с ней, то почувствовал, как она протянула мимо него руки, чтобы подтянуть. Укрыв их обоих, она обняла Брюса.

— Надеюсь, Тэффи не проснется, — вдруг встревожившись, сказала она.

— Не беспокойся об этом, — велел он ей.

— Но вдруг она начнет меня искать и прибежит сюда… А, будь что будет!

В приливе властности она потянула его на себя.

Бедра у нее были узкие, а живот, находившийся теперь под ним, казался мягким.