Я почувствовала, как напряглось его тело, какими твердыми стали его мышцы, почувствовала, как внутри меня увеличился его член, а его движения стали беспорядочными.

Мои руки держали его за голову, я поднималась, держась за его шею, и опускалась с еще большей силой, и чувствовала, как Кейд пронимает в меня, погружается все глубже, все мощнее, не ускоряясь, но с еще большей силой.

Губами мы касались друг друга, делили короткие вздохи; глаза сверкали, и я не могла понять, что происходит. Я буквально могла в мыслях чувствовать всю его сущность, которая расширялось в моем сердце, чувствовать, как наши души могли расплавиться от жара наших тел и слиться друг с другом.

Кейден в преддверии оргазма тихо застонал, и непонятно, что это было — стон или вскрик, непристойность или тихая мольба.

Теперь волны слились в один мощный, инфернальный поток. Который охватил каждую молекулу, каждый синапс моего тела. Я чувствовала, как мы оба сходим с ума, как внутри нас взрывается атомная бомба, кружится сумасшедший вихрь, становясь чем-то доселе неизвестным, чем-то, что было тогда, когда создавалась вселенная — в тот момент творения, который нельзя описать простыми словами, что-то подлинное, чистое, вне человеческого понимания. Как будто разорвалась завеса между землей и небесами, так что, когда мы слились в экстазе любви, вместе увидели вечность.

Я заплакала, и почувствовала его слезы на моих щеках.

На его сияющих янтарных глазах так же, как и на моих, блестели слезы. Любовь стала жидкостью и просочилась из нас, как пот, как слезы в наших глазах, как соки в наших самых интимных местах.

— Эвер... — прошептал он, и я услышала, как в этих двух слогах шелестят тысячи других слов.

— Кейден, — прошептала я, и из моих глаз, из самого моего существа хлынула любовь.

Тишина.

Дыхание, пот, слезы, любовь.

Чистое слияние.

Вечность.

Мы спали, а наши тела и души сплелись. 

Глава 32

Это была ночь перед Рождеством... и на дорогах творился сплошной беспредел. Вообще-то, это была ночь перед кануном Рождества, но довольно близко. Меня всегда бесили эти глупые стишки, кроме разе что того, как их читает Кларк Гризволд в фильме «Рождественскиие каникулы». Мы с Эвер возвращались домой, пройдясь по магазинам и поздно поужинав. Была метель. Снег валил так сильно, что я не видел разметку на дороге в десяти футах от меня. Я полз по шоссе I-75 со скоростью тридцать миль в час, жалея, что хочу в туалет и проклиная снег. Эвер, рядом со мной, положила ноги на приборную панель, и телефон освещал слабым светом ее лицо. Она писала кому-то сообщение, скорее всего, Иден. В последнюю неделю моя жена и ее сестра-близняшка ссорились, обменивались сообщениями по поводу того, должны ли мы с Эвер поехать на рождественское утро в дом мистера Элиота, и должны ли мы сообщать ему о том, что поженились. Эвер не хотела ехать и говорить ему. Не видела в этом смысла. Она много месяцев не видела отца: он ничего не делал, чтобы связаться с ней, не приехал навестить ее. Я ни разу не встречал мистера Элиота, кроме того раза на парковке в Интерлокене, почти шесть лет назад.

Я понимал ее гнев и печаль. Они с отцом по-настоящему расстались много лет назад, и дистанция между ними не сократилась. Эвер утверждала, что не злится на него, не злится за что-то конкретное, просто не хочет видеть. Я не мог поверить в это. Он же был ее отцом. Ей было обидно, что он вычеркнул себя из ее жизни, что предпочитал работать по сто часов в неделю, чем увидеться с дочерьми — единственной семьей. И поскольку у меня больше не было своих родителей, я хотел, чтобы Эвер наладила с ним отношения до того, как станет слишком поздно, до того, как она потеряет его, и только потом, потеряв, поймет, что упустила.