|
Отчего-то ему представилась пачка папирос «Казбек» – черный силуэт всадника на фоне горы и воображение тут же дорисовало бегущий по склону поезд, фонтаны огня, клубы дыма и ракета, лежащая на крыше одного из вагонов. Это было красиво! По-большевицки! Конечно, все будет совсем не так, но обязательно будет! ОН был уверен, что время технических чудес еще не прошло. Оно только-только наступает! Через месяц пленум ЦК. Там все и надо решить. Главное, видеть будущее! CCСP. Москва Декабрь 1927 года Как ни старались они, работая с жильцами дядиного дома, а ничего у них не получалось. Отчего-то всегда выходило так, что каждый помнил жильца (чекисты в своих разговорах называли его изобретателем) не так, как другой, и то, на чем настаивал один, категорически отрицали все остальные. Такой малости, как имя жильца, никто не вспомнил, и даже хваленый дядя не стал исключением. Разговоры о нем вязли, как вязнет пуля в мешке с шерстью, терялись, как теряется человек в тумане. Начиналось все вроде бы как полагалось, но… Через минуту-другую общего разговора все увязало в «не помню», «не знаю», «не заметит», «так откуда же». Тогда они начали работать с семьями, жившими в одной коммуналке, рассчитывая, что родственникам все же проще договориться между с собой. Эта семья была третьей по счету, но обе предыдущие ничего нового не добавили к протоколам. Супруги Дегтяревы сидели аккуратно, понимая, где сидят, и важность происходящего. Видно было, что женщина, Марфа Петровна, водит глазами по сторонам, высматривает, запоминает, что рассказать подругам из увиденного. Такие глазастые как раз много замечают, и можно было бы ждать приятных неожиданностей, но и тут ничего не вышло. А муж ее, Ерофей Кузьмич, сидит довольно спокойно, отвечает бодро, но несколько растерянно. Видно, и сам не понимает, как такое может быть: жил бок о бок с человеком, а тот раз и врагом оказался, а сказать про него нечего. – Может, ходил к нему кто? – устало спросил Федосей, двигая по столу бланк протокола допроса. – Да вот как раз недавно… – Ну… Федосей поймал себя на мысли, что хочет взять мужика и тряхнуть, чтоб побыстрее добраться до правды. – Собралось чуть не полтора десятка. – Собрание? – насторожился Малюков. – Что за люди? – Да нет, – махнул рукой гость. – Именины справляли… Произнес это и задумался. – Вот чудо-то, – удивился он. – Как – зовут, не помню, а про именины не забыл. Как это? – Так как же ты забудешь, – вклинилась в разговор женщина. – Он тебе тогда стакан мадеры налил. Вот и запомнил… И уже обращаясь к чекистам – объяснила: – Мой-то Ерофей, грех жаловаться, мало выпивает, но до редких вин большой охотник. Ерофей Кузьмич кивнул, соглашаясь с супругой, и губы облизал. – Не мадерой. Ромом угостил. Женщина хотела возразить, но Федосей ее перебил. – Так когда что было? Это было важным. Если враг их был человеком в возрасте, то нарекался родителями по святцам, а скорее всего, так оно и было, так что может статься, что хотя бы с именем они определятся. – Так… Ерофей Кузьмич заскреб в затылке, глядя на жену вопросительно. – Так на позапрошлой неделе. Чекисты переглянулись. – Heт, – твердо сказал Ерофей Кузьмич, неправильно поняв чекистов. – Там все как у людей было. Пили, пели, плясали. Песни пели хорошие. Про Стеньку Разина, про «Как ныне сбирается…» Он тяжело задумался. – Ну и… – подбодрил его Федосей. – Дальше-то что? Малюков ждал подробностей, но Ерофей Кузьмич только руками развел. |
