Тут Энни пожаловалась, что стемнело, и Жиль зажег огарок свечи, найденный в буфете. Это внесло разнообразие в их игру, и близнецы продолжали ее с увлечением, пока, устав, не опустились на пол передохнуть.
А дождь был впрямь ужасный. Молнии полыхали одна за другой, и гром сотрясал все углы старого дома.
— Вот бы здорово, если бы сейчас сюда заглянул настоящий гость, — размечталась Энни.
— Настоящий? — хмыкнул Жиль. — Тебе мало игры? И откуда возьмется он, настоящий?
И точно в ответ на вопрос в дверь трижды постучали — бум! бум! бум!
Дети вскочили на ноги. С минуту они стояли, уставившись друг на дружку и открыв рты.
— Кто? кттто это может быть? — прошептала Энни.
— Откккуда я зззнаю? — так же ответил Жиль. — Открой да посмотри.
— А почему я? — отказывалась сестра. — Да у меня и сил не хватит сладить с дверью на таком ветрище.
— Я открыл дверцу буфета, а теперь твоя очередь, — нашелся Жиль.
Пока они спорили, в дверь снова застучали, на этот раз еще громче и настойчивее. Жиль взял свечу и пошел к выходу.
— Кажется, их несколько, — прошептал он, прильнув к замочной скважине.
В третий раз дверь затряслась от мощных ударов. И пока несчастный Жиль раздумывал, положив руку на подпорку от метлы, дети слышали фырканье и топот коней, позвякивание упряжи. Однако было слишком темно, чтобы что-то разглядеть через замочную скважину. Жиль пытался сообразить, сколько же времени. Было около четырех вечера, но из-за пасмурной погоды казалось, куда позднее. Неожиданно мальчик почувствовал, что Раковина в кармане курточки разогревается. Кто бы мог сейчас говорить о нем? Жиль сунулся было в карман, но снаружи раздался зычный голос:
— Откройте! Откройте, я говорю! Долго вы еще будете держать нас тут?
Жиль выдернул подпорку, и за распахнувшейся дверью следом ворвались дождь с ветром.
А за ними вырос высокий темный человек. Струи дождя стекали с полей его шляпы, со складок плаща, спадавшего с плеч, и расшитых перчаток. По всему, это был знатный господин. Человек, едва взглянув на брата и сестру, шагнул мимо них в помещение, а близнецы остались вглядываться в темень за дверью.
Там они теперь могли смутно различить и других людей. Раздавались команды. Затем они увидели карету — очень большую и красивую, и запряженных в нее двух угольно-черных лошадей. Отблески света играли на их лоснящихся, мокрых от дождя спинах. Кучер слез со скамьи-козел, лошадей выпрягли и повели в стойла. А вокруг все свистело, шипело, лило и брызгало.
Наконец дверца кареты открылась, и из нее спустилась женщина с маленьким саквояжем. Не обращая внимания на непогоду, она уважительно встала сбоку экипажа, как бы ожидая еще кого-то.
И вот из кареты спустилась ослепительной красы леди. Опираясь на руку поджидавшей ее женщины, она направилась в дом. По пути к ней почтительно подошли двое и что-то сказали. Энни услышала, как они обращались к даме: «Ваше Величество» и «Моя Госпожа».
На крыльце она смахнула капли с накидки и обратилась к Жилю:
— Я ужасно рада, что наконец попала под крышу. Какая ужасная погода! Вы владелец «Золотого Колпака»?
Жиль бессмысленно посмотрел на фартук сестры и затем на свой. Дама, не дождавшись ответа, повернулась к Энни:
— А вы, конечно, хозяйка. Вот это моя служанка Маргарет. Пожалуйста, проведите нас в мою комнату. Я устала от поездки и хочу передохнуть до ужина.
Жиль посмотрел на сестру и прошептал, бледнея:
— Ужин.
Энни также подняла растерянные глаза на брата и выдохнула:
— Ужин.
— Пожалуйста, поторопитесь, — сказала дама Энни, — и пропустите меня. |